Ловец Мечей - Кассандра Клэр
– Я знаю, – ответил Кел, когда они проезжали под аркой Северных ворот. – Но если бы не вы, Лин, он остался бы без врачебной помощи вообще. Они не могут вызвать к нему никого, кроме вас. Я…
«Выходит, я не лучшая, просто единственная», – подумала она, но не рассердилась на Кела за бестактность. Как она могла сердиться? По его лицу было ясно, что он не просто подчиняется приказу королевы, не просто выполняет долг, понятия о котором вбили ему в голову еще в детстве. Да, Лин считала, что сама на его месте неприязненно относилась бы к принцу Конору, даже возненавидела бы его. Но это не имело значения. Она не побывала на его месте. Она не могла его понять.
Карета остановилась во дворе кастеля Митата. Кел распахнул дверь, спрыгнул на землю и обернулся, чтобы помочь Лин выйти.
– Идемте, – сказал он. – Я отведу вас к нему.
Сулеман поднялся над городскими стенами, осмотрел Арам и понял, что жители покинули его. Многие великолепные здания, храмы и библиотеки лежали в руинах, сады выгорели, рыночные площади были завалены обломками, но, хотя Сулеман видел разрушения, он не видел смерти. Люди Арама ушли; ни в столице, ни в ее окрестностях никого не осталось. Пока Адасса сдерживала натиск чародеев, ее подданные успели бежать.
Охваченный яростью, Сулеман взобрался на башню Балал. Камень, вделанный в рукоять его меча, пылал, как раскаленный уголь. Ступив на крышу, он обнаружил, что королева ждет его.
Она едва держалась на ногах. Силы ее истаяли, как тает догорающая свеча. И Сулеман понял: она умирает, она истратила все, что у нее было, – силу, накопленную в ее камне, а потом и свою собственную, – для того, чтобы помешать врагам поработить народ Арама.
– Что ты наделала? – вскричал он. – Ты испепелила сады и поля, твой город разрушен. Где твои подданные?
– Они бежали, – ответила королева. – Тебе не добраться до них.
Но Сулеман лишь покачал головой.
– Для чародеев нет ничего невозможного, и, когда ты умрешь, мы выследим твой народ, возьмем всех в плен и обратим в рабство. Ты ничего не добилась.
И Адассу охватило отчаяние.
«Рассказы о королях-чародеях», Лаокант Аурус Иовит III
Глава 17
Войдя в апартаменты принца, Лин сразу почувствовала этот запах. Металлический запах свежей крови.
Кел, который шел рядом, заметно напрягся. Возможно, от вида крови – на полу остались какие-то полосы, брызги, лужи, даже следы сапог. А возможно, он не ожидал увидеть здесь королеву Лилибет. Она сидела в кресле у кровати сына, держась очень прямо. Подол ее зеленой юбки был перепачкан кровью и грязью. Изумруды в золотом ожерелье и браслетах напомнили Лин сверкающие глаза Короля Старьевщиков.
На кровати Лин увидела неподвижное, вытянутое тело принца. Богато вышитые шелковые занавеси были отодвинуты, и Лин разглядела, что он лежит ничком на покрывале, положив голову на скрещенные руки. На нем были парадные парчовые брюки и сапоги из мягкой кожи; драгоценные камни украшали его запястья и пальцы – жутковатый контраст с обнаженной спиной, превращенной в кровавое месиво.
Он был в сознании, хотя, возможно, плохо соображал и мог в любой момент лишиться чувств. Принц не пошевелился, когда она приблизилась, но все же Лин каким-то образом догадалась, что он знает о ее присутствии. Она слышала стук своего сердца, в голове металась мысль: «Королева. Сама королева здесь». Но прошло несколько секунд, и Лин выбросила из головы посторонние мысли. Перед ней лежал человек, нуждавшийся в помощи, поэтому она сумела быстро справиться с эмоциями и сосредоточилась на работе.
Лин заметила на столике у кровати мыло, полотенца, бинты. Серебряную чашу с водой для мытья рук. Кто-то приготовил все это к ее приходу. Хорошо. Где разложить содержимое сумки? На кровати, решила она: кровать была широкой, и принц, крупный молодой мужчина, не занимал даже половины ее.
Королева осторожно прикоснулась к влажным от пота волосам сына кончиками пальцев, унизанных дорогими перстнями. Затем встала с кресла и спустилась с возвышения, на котором стояла кровать, навстречу Лин и Келу.
– Женщина, – произнесла Лилибет, оглядывая Лин с головы до ног с таким лицом, как будто выбирала лошадь на рынке. – Я знала много целителей из народа ашкаров – они лечили меня в детстве, – но никогда не встречала среди них женщину.
– Вы не желаете видеть у постели принца женщину, ваше величество? – спросила Лин.
– Это не имеет значения. Если бы я не хотела видеть врача женщину, я не велела бы пригласить тебя.
Лилибет Аврелиан была прекрасна, не только издали, но и вблизи. Она обладала неким магнетизмом, но в ее лице не углядывалось мягкости, женственности. Это была жестокая, бездушная красота, красота статуи, триумфальной арки или неприступного замка, сложенного из блестящих, гладко отполированных камней.
– Будучи женщиной, ты была вынуждена работать вдвое больше мужчин для того, чтобы получить профессию и звание врача. Мне это нравится. У тебя две задачи. Во-первых, сделай так, чтобы раны не загноились и не произошло заражения крови. Во-вторых, постарайся, чтобы шрамы не были слишком заметны.
– Я сделаю все, что смогу, ваше величество, – ответила Лин. – Но… – Она бросила взгляд на вздувшиеся алые полосы, пересекавшие спину принца. – Шрамы останутся. Почти наверняка.
Королева коротко кивнула.
– Тогда не будем напрасно тратить время. Врачи-ашкары не любят, когда им надоедают с разговорами и следят за их работой; это мне известно. Келлиан, иди со мной. Мы подождем внизу, пока она ухаживает за моим сыном.
И они ушли, оставив Лин в некотором недоумении. Обычно ей приходилось прикладывать немало усилий для того, чтобы удалить родственников из комнаты. Она мысленно приготовилась к тому, что за ней, как выразилась Лилибет, будут «следить» и «надоедать с разговорами». Но теперь она осталась наедине с принцем Конором, и это было, наверное, даже хуже, чем присутствие толпы посторонних.
Она не могла не признаться себе в том, что боится. Боится его, боится того, что произойдет дальше. В этом гигантском здании, среди его могущественных обитателей, Лин чувствовала себя такой маленькой и ничтожной. С другой стороны, ведь ее дед в течение пятидесяти лет приезжал в Маривент каждое утро. Разговаривал с этими людьми, работал рядом с ними и на них, требовал их внимания, даже уважения. Да, она не была Майешем, но тоже прекрасно