Ловец Мечей - Кассандра Клэр
– Знаешь, я никогда не доверяла Фаустену, – нарушила молчание Лилибет. – Гадкий старикашка.
Она смотрела на мужа со странным выражением на лице, и Кел подумал: интересно, какие чувства она сейчас испытывает? Может быть, она рада тому, что заблуждения Маркуса относительно предсказаний звезд оказались так грубо развеяны? Надеется на то, что он вернется к нормальной жизни, будет вести себя и разговаривать, как обычные люди, как это было сегодня? Или, наоборот, молится о том, чтобы он окончательно лишился рассудка?
– Правительство Малгаси, конечно, поступило неэтично, подослав к тебе Фаустена и попытавшись манипулировать тобой, дорогой мой, – продолжала королева. – Но то, что произошло, нельзя назвать катастрофой. Принцесса из королевского дома Сарта – вполне разумный выбор для Конора…
Король, казалось, не слышал ее. Он неожиданно шагнул к сыну, протянул к нему руку и приподнял его голову. Их взгляды встретились.
– Возможно, ты считаешь, что принадлежишь самому себе, – произнес он, – но ты ошибаешься. Я думал, ты понимаешь, что твоя жизнь принадлежит государству. Но еще не поздно. Ты узнаешь это сейчас.
Он убрал руку. Кел вскочил на ноги. На подбородке и щеках Конора, там, где отец схватил его, остались красные пятна. Конор едва заметно покачал головой. «Нет. Оставайся на месте».
– Джоливет, – процедил король, – забирайте моего сына. Вы знаете, что делать.
– Представляю, в какой восторг пришла Хана, когда узнала, что ты все-таки согласилась помочь мне с праздником, – сказала Мариам.
Они находились в ее комнате. Сама портниха, сидя среди подушек, нашивала речной жемчуг на корсаж платья цвета морской волны. Юбка была разложена вокруг нее на постели, и казалось, что она сидит посреди небольшого пруда.
Лин работала за столом Мариам – выполняла обещание, данное Хане Дорин: аккуратно перевязывала ленточками мешочки с травами. Такие саше, якобы приносившие удачу, надевали на шею девицы на выданье на Праздник Богини.
– Что значит «все-таки согласилась»? – возмутилась Лин. – Я с самого начала собиралась ей помогать. Это мой последний Теват.
– Ты с самого начала собиралась прятаться в кустах в лекарственном саду до тех пор, пока Хана не сдастся и не бросит поиски, – возразила Мариам. – Ты согласилась только потому, что она сыграла на твоем чувстве вины. Я все вижу. Ты корчишь ужасные гримасы каждый раз, когда заканчиваешь очередное саше.
– Просто это у меня так плохо получается, – уныло ответила Лин. – А я не привыкла к неудачам.
«Потому что ты берешься за дело только в том случае, если заранее уверена в успехе», – прошептал какой-то голосок у нее в голове.
– Я уже заранее боюсь танца Богини. Ты знаешь, что я танцую отвратительно.
Танец Богини был одним из ритуалов, которые проводили во время Праздника. Его исполняли в полном молчании. Все «девушки на выданье» – то есть незамужние от шестнадцати до двадцати трех лет – обязаны были в нем участвовать. Танец выглядел красиво, Лин этого не отрицала. Когда они обе жили в Доме Женщин, то практиковались каждую неделю, и Лин была уверена в том, что сможет исполнить его с повязкой на глазах, по памяти. Но это не означало, что она сможет исполнить его идеально.
– Не говори глупостей, ты танцуешь отлично, – отрезала Мариам. – В любом случае твой дед будет доволен, я тебя уверяю. Теперь вы больше общаетесь, неплохо ладите, и он будет гордиться…
– Он не увидит, как я танцую, – перебила ее Лин. – В этом году Теват выпадает на тот же самый день, что и праздник Вознесения. Во дворце состоится большой банкет, и Майеш, естественно, обязан присутствовать на нем. Его даже не будет в Солте.
– О, – сочувственно вздохнула Мариам. – Лин…
Но ее прервал стук в дверь. Подойдя, чтобы открыть, Лин увидела на пороге хмурую Хану Дорин.
– Тебя ждут у ворот, Лин, – сказала женщина.
– Пациент? – спросила Лин.
Конечно, за ней приехали от пациента; кто еще это мог быть? Она лихорадочно соображала. Все ее подопечные более или менее хорошо себя чувствовали, родов в ближайшие несколько дней тоже не предвиделось. Нужно взять с собой сумку с инструментами, переодеться, если будет возможность. Она была одета в обычное дневное платье, ярко-зеленое, но старое и весьма поношенное.
Хана переводила взгляд с Мариам на Лин.
– Да, пациент, – произнесла она, но Лин была озадачена: что означал этот взгляд?
Еще сильнее она изумилась, когда Хана вытолкала ее из комнаты, сунула ей в руки сумку и закутала ее в шаль.
– Тебе надо поторопиться, – сказала она. – Здесь должно быть все, что нужно.
– Хана, – прошипела Лин, надевая сумку на плечо, – что происходит? Что за секретность?
Та мрачно взглянула на нее.
– Во всем твой дед виноват. А теперь иди. Быстрее.
Лин без возражений побежала к воротам, но тон Ханы ей не понравился. «Во всем твой дед виноват»? Значит, это имеет какое-то отношение к дворцу. Неужели Кел заболел? Или его снова ранили? Все это было очень странно.
Она нашла у ворот Меза в компании Леви Ансела, добродушного молодого человека, который вырос вместе с Джозитом в Доме Мужчин.
– У тебя интересная жизнь, – заметил Мез, когда она проходила мимо.
Он смеялся, но Лин встревожилась. Ее первый визит во дворец привлек внимание махарама. Но если он узнает, что ее вызывали туда дважды…
Но в следующий миг она увидела Кела, и эти тревоги отступили на второй план. Он стоял в тени стены Солта, у старого каменного резервуара для воды. Она испытала облегчение, увидев, что он жив и здоров, хотя выглядел усталым, удрученным. Взгляд погас. Лин снова разволновалась.
– Кел.
Она подошла к нему достаточно близко для того, чтобы никто не услышал их слов – подозревала, что Мез и Леви жадно следят за ними из-за полуоткрытых ворот, – но не настолько близко, чтобы дать повод для сплетен. Кел был нарядно одет в шелк и лен разных оттенков серого: пепельный, серебристый, антрацитовый. Как требовала мода, в рукавах его фрака из расшитого серебром льна были сделаны разрезы, чтобы виднелась сорочка из шелка-сырца. Талисмана на нем сегодня не было.
– Как вы себя чувствуете?
Когда Кел взглянул на нее, Лин заметила, что у него расширены зрачки. Губы были плотно сжаты.
– Дело не во мне. Это он.
Лин непонимающе смотрела на него. Ночь была жаркой, душной, воздух – влажным, как в оранжерее. Вдалеке мерцали огни Барахолки. Луна походила на старую медную монету.
– Вы хотите сказать…
– Конор, – вполголоса произнес Кел.
