Возвращение (СИ) - Галина Дмитриевна Гончарова
Может, и гибели напрасной избежать удастся? Пусть живет Машенька, пусть дочку свою нянчит, Илюшке еще десяток малышей рОдит — и ладно будет.
Ведь не об отце малышки она печалится, не было там любви, а за ребеночка своего она горло перегрызть готова.
Может, и правда так было.
Уломала она Илюшку, тот и поддался. А Машенька его и полюбила в благодарность. Тогда Устя не заинтересовалась, ну хоть сейчас наверстает.
— Сегодня же с братом поговорю. И тебе грамотку пришлю. Коли согласится Илюша... ох! Завтра поговорю. В палатах он сегодня. Очередь его на карауле стоять.
— Хорошо, Устяша.
— Завтра, как сменится он с караула, поговорю я с ним. И тебе отпишу. Бог милостив, может, завтра к вечеру он и к отцу твоему приедет?
— Спаси тебя Бог, Устяша.
— Машенька, Бог тому помогает, кто сам рук не покладает. Вот и давай сделаем... родители решили, а жить-то вам, с Илюшей. Пусть вам хорошо будет, и я за вас порадуюсь.
— Добрая ты...
— Не добрая я. Разумная. Подумай сама. Больше нас будет, род крепче станет. Да и вы с Илюшкой друг друга лучше поймете, стоять друг за друга станете. Мало ли, что в жизни случится, а вы друг друга и поддержите, и опереться сможете. И я, ежели что, к вам со своей бедой прибегу. Не поможете, так хоть слезы вытрете. Понимаешь?
— Устя... когда получится — все для тебя сделаю.
— Сделай. Будь счастливой, Машенька. И я порадуюсь.
* * *
— Боярин, сможешь ли ты такое сделать?
Когда б сейчас кто боярина Данилу Захарьина увидел, не поверил бы себе.
Разве ж боярин это?
Бледный весь, трясется, глаза, ровно у жабы, выпучены.
— Да ты что?! Ты в уме ли?!
— Что тебя так пугает, боярин? Тебе и надо-то самую малость сделать!
— Такое? Нет, не могу я. На такое — не пойду.
— Магистр сказал — должен будет.
— Ума ваш магистр лишился! Это ж верная души погибель! И не проси, и не умоляй. На такое — не пойду.
И так это было сказано, проси — не проси, уговаривай — не уговаривай.
Конец.
Ну, когда так...
— Жаль, боярин. Очень жаль, что не помощник ты нам.
Данила и ахнуть не успел. Тонкий стилет ровно вошел, уверенно, аккурат между ребер, к сердцу. Только и смог, что глазами хлопнуть — а потом и все. Темнота накатила, вниз потянула, куда-то...
Посланец Ордена равнодушно смотрел на мертвое тело.
Сейчас он уйдет. Просто не сию секунду.... Стилет забрать надо, а выдернуть — кровь брызнет, надо подождать пару минут.
Вот он и подождет.
Жаль, конечно, полезный боярин был. Да не он один у Ордена есть. А отпускать? После услышанного?
Не смешно даже. Неуж сам боярин не понимал, что так оно и бывает?
Шаг, второй, третий, потом бег, а потом и с обрыва. А не кинешься, так подтолкнут тебя.
Не согласишься? Уберут.
Потому как знаешь много, разболтать можешь много, а совесть для предателя и вовсе роскошь непозволительная. Смешно даже.
Душу погублю...
Если дело Ордена требует — и погубишь! И ничего страшного!
Если Магистр приказывает — слушаться надо, а не перебирать, тут могу сделать, там не могу... все ты сможешь. Вообще все.
А вот это сю-сю, му-му...
Ты не знал, куда пришел? На что соглашался?
Стилет был извлечен из раны, обтерт об одежду мертвеца и спрятан в потайной карман. Жаль его, хорошая сталь, витиеватая...*
*- аналог дамасской, прим. авт.
Тело боярина Данилы Захарьина осталось лежать в ничем не примечательном доме на окраине Ладоги.
Когда его найдут?
А вот это убийцу вообще не волновало. У него было другое задание.
* * *
— Илюшенька, приходи, куда обычно.
Илья и ждал этих слов, и радостно ему было, и боязно.
И решительно как-то на сердце.
Словно не к красивой женщине он шел, а в бой. Тяжкий, может, и без надежды на победу.
Но — шел.
Вот и комната потайная, вот и Маринушка, на подушках раскинулась, к себе его манит...
Илья как вошел, так и упал на колени.
— Не вели казнить, любимая, дозволь слово молвить.
Маринушка бровки точеные подняла.
— Что случилось, Илюшенька. Аль не люба я тебе?
— Люба! Как никогда люба! А только лгать я тебе не смогу, Маринушка, не насмелюсь. Отец меня женить решил, сговор устраивает. Простишь ли ты?
Царица задумалась.
— Женить? А на ком?
— На ком скажет. Я невесту, поди, и не видывал ни разу.
— Илюша, бедный... - ревнивые нотки в голосе ушли, успокоились, и Илья добрым словом сестру вспомнил. Устя посоветовала, умничка его родная...
— Я все твои слова помню, Маринушка, помню, сказала ты, что коли твой буду — то ничей более. Весь я в твоей власти, скажи, что мне сделать теперь? От невесты отказаться, отца ослушаться?
И это ему Устинья подсказала. Предложила — говори, пусть она за тебя решит. Ей то лестно будет, а как уж решит... там и смотреть станем.
Марина задумалась.
Илья так и стоял, голову вниз опустил. Ждал.
И почему-то так легче было.
Когда красота невероятная в глаза не била, когда не ранила, и мысли легче текли, и увереннее... почему так? Илья и сам себе на вопрос ответить не мог.
Так вот.
Шорох послышался рядом, Марина с кровати поднялась, одеяние набросила, шелками прошелестела.
— Огорчил ты меня, Илюша. Опечалил.
— Прости, Маринушка. Что прикажешь — то и сделаю.
Царица рядом прошлась, по голове погладила, ровно зверя ручного, ноготки шею царапнули...
— Послушный сын — радость для родителей. Ну, коли так... женись, Илюша. Когда отец тебя сватает?
— Сразу после поста, чтобы жениться можно было.
— Вот и женись. А я тебя после свадьбы позову. Может быть...
— Государыня!
— Поделом тебе! Вон поди, тебя проводят!
Марина в ладоши хлопнула, сенная девка появилась.
— Иди, Илюшенька. Иди отсюда...
Илья и пошел, голову повесив. А только...
Три дня назад еще, не ушел бы никуда. На коленях ползал, голову бы об стену разбил. А сейчас идет, вот... и помирать не собирается.
Зато шепот сестры мерещится.
— Иди, Илюшенька. Все хорошо будет, я знаю. Даже коли кричать будет — терпи. Обойдется. Хуже, как обиду затаит, да мстить примется. Тогда все наплачемся.
Умна у него сестренка. И как он раньше про то не догадывался?
* * *
— Мишенька, радость моя!
— Ксюшенька! Птичка моя райская, яблочко спелое...
Каких только слов парень для девки не найдет.
