Возвращение (СИ) - Галина Дмитриевна Гончарова
Нипочем бы Устя это раньше не заметила, не поняла. А вот поди ж ты! И дорогой летник, шитый речным жемчугом, и убор девичий — ничего не спасало. Не скрывало этой тоски.
Заныло в груди. Шевельнулся под сердцем горячий черный огонек.
Устя и сама не поняла, что с ней случилось.
Подошла к Марии, за руку ее взяла.
— Здравствуй, Машенька. Надеюсь, подружимся мы.
— Здравствуй, боярышня.
— Называй меня Устей, Машенька. А как породнимся, можешь сестрой звать.
— Хорошо, Устя.
— Вот и ладно, — боярыня Татьяна захлопотала над столом, ровно курица, ручками замахала. — Давайте, девочки, я вам винца налью, попробуете сладенького...
* * *
Пять минут, десять, полчаса, час...
Боярыни сплетничали.
Устя молчала и слушала. Вино она даже не пригубила. Под стол выплеснула. Знает она это франконское, Истерман с Федей делился. И рассказывал, что сладкое-то оно сладкое, да есть в нем подвох. Пьется, ровно водичка, а потом ноги не ходят. Перебьется Устя без такой радости.
И Мария вино не пила. Так, пригубливала для вида. Сначала боярыня Татьяна им за то пеняла, потом, после третьей рюмки, уже и внимания не обращала.
Устя до руки Марии дотронулась.
— Машенька, не вышиваешь ты?
— Бывает.
— Может, пройдемся, ноги разомнем, о вышивках поговорим?
Мария дурой не была, так что...
— Матушка, мы ненадолго.
— Куда?! — возмутилась боярыня.
Маша к ее уху наклонилась, пару слов шепнула, боярыня рукой махнула.
— А, ну идите тогда...
Устя и так знала, что боярышня сказала. До ветру им надобно. Как тут не отпустить?
Впрочем, туда они не дошли.
Устя на боярышню посмотрела строго. Научилась в монастыре, там и не так матушка-игуменья смотрела. Вроде и добрая, а как глянет — кровь в жилах стынет.
— Где мы побеседовать можем? Так, чтобы не услышали нас, не подслушали?
Мария оглянулась затравленно, но Устинья отказа не приняла.
— Я-то и здесь могу, да только у стен уши водятся. Тебе, боярышня, надобно, чтобы твои дела все холопы знали?
Не надобно. Так что Мария повернула в свою светелку. Внутрь прошла, дверь закрыла, к окну отошла. Отвернулась.
— Чего ты от меня хочешь, Устинья Алексеевна.
— Правды. Понятно, что мой брат не люб тебе. А кто — люб?
Спрашивала Устинья наугад, да угадала верно. Мария всхлипнула, руками всплеснула.
— Откуда ты...
— Откуда ведаю? А чего тут сложного? Мир не без добрых людей. Как зовут-то его?
— А про то тебе не донесли?
— Ты рассказывай, Машенька. Не хочется ведь тебе позора?
— Боярину, отцу твоему, про все ведомо.
— А жить тебе не с боярином, жить тебе с Илюшей. Когда узнает брат, как обвели его, неуж порадуется?
Машенька разревелась.
— Порадуется, огорчится... что мне до него за дело-то?! Когда доченька моя, кровиночка моя...
— Рассказывай, Машенька. Не бойся, не враг я тебе. И брату счастья хочу. Как отец тебя выбрал, так нам с братом только смириться остается. Ну так по-разному можно сделать. А там, где тебе хорошо будет, там и брат счастлив окажется, разве нет? Все одно ж, правда выплывет. Так пусть сейчас, не после свадьбы.
Маша Устинье в плечо уткнулась, слезы потоком хлынули.
А история-то самая обыкновенная, неинтересная даже.
Созрела девица-красавица рано, фигура уж как у взрослой, а ум еще девичий. И приглянулась она одному из друзей отцовских. Она-то и не думала ничего плохого, сама не поняла, как на сеновале оказалась. Просто отказать не смогла.
Да и не ждала подвоха...
Сложно ли опытному мужчине с наивной девкой справиться? Минутное дело!
Всего пару раз и было-то! А потом живот на нос полез.
Ох, как родители орали. А Маша и сама не понимала, что с ней происходит. У нее и крОви не прекращались, она думала, пополнела просто.
Мать так злобилась, что даже страшно было. Ходила к знахарке, хотела зелье у нее взять, да та сказала, что поздно уж. Ребенка оно убьет, да Марию тоже....
Рожать пришлось.
Девочка у нее получилась, Варварой названная, Варенькой... уж такая хорошая, да ладная... сокровище, а не малышка.
Устя о таком и не помнила из той жизни.
Хотя...
А ведь было что-то, на самой грани памяти... вроде как Маша затяжелела, а к ней из деревни нянька приехала, с малышкой. Помогать.
Куда она потом делась?
Кажется, Илья ее обратно отослал. Может — это оно?
Узнал он обо всем, сжалился, разрешил Маше дочь забрать, она к нему и прикипела. Сначала из благодарности, потом просто... Илюша — он такой. Он хороший, просто его твердой рукой вести надобно, а какая там у Маши пока рука? Ничего, Устя ей поможет.
Проверить?
— Сейчас твоя дочка где? В имении?
— Родители сказали, что как я послушна буду, и замуж выйду, они Вареньку при себе оставят, воспитают, пропасть не дадут.
Да уж, это не девство порушенное. Такое-то бабы испокон веков подделывают. И склянки с кровью прячут. А вот рожавшую от нерожавшей отличить — можно. Есть признаки.
Потому и договорились родители. Потому и приданое за Марией богатое.
— Машенька, так что ж ты? Давай я с Илюшей поговорю? Пусть Вареньку к себе забирает, да и признать ее можно, почему ж нет?
— УСТЯ?!
Маша так на нее смотрела, словно чудо чудное увидела.
А и то — другая б кричала, ногами топала, обвиняла ее во всем — довольно таких попреков Маша от матери наслушалась. А вот понимания не ожидала. И поддержки.
Растерялась, носом шмыгнула, Устя ее обняла.
— Когда Илюшка скажет, что его это дочь, никто и не возразит.
— Так ведь имя же! Семейное! Наследное... кровь чужая!
— Машенька, ну так девочка же! Ей род не наследовать, все одно замуж выйдет. Разве плохо?
— Х-хорошо.
— Вот и давай с Илюшей поговорим? Втроем встанем, нам и родители не возразят? Им оно тоже выгодно будет со всех сторон.
— Выгодно?
— Машенька, дочь твоя полов не протопчет, лавки не просидит. Зато ты довольна и счастлива будешь. А довольная жена — и муж счастлив. Разве нет?
— Д-да...
— И родителям твоим хорошо. Будут всем говорить, что не дотерпели вы с Илюшей до свадьбы, а как призналась ты им, так и повенчали вас. Вот, сразу после Рождественского поста и обвенчают, как можно будет. Как раз и малышку привезти успеют, и Илюша все обдумает.
— Устенька...
Устя едва успела Машу подхватить — боярышня ей едва в ноги не рухнула.
— Миленькая, родная, сделай это! Век благодарна буду, век за тебя Богу молиться стану, на руках брата твоего носить буду... верните мне доченьку!
Устя обнимала несчастную, по голове
