Возвращение (СИ) - Галина Дмитриевна Гончарова
Аксинья так глазами сверкнула — хоть ты от нее терем поджигай.
— И пусть!
— То-то Михайла тебе благодарен будет.
Не хотела Устинья такого говорить, да вот выскочило. Само собой получилось, не удержалась. Аксинья на нее прищурилась, как на нечисть какую.
— Ты... он...
Устя только рукой махнула.
— А беги, давай. Вот радости-то будет...
Аксинья замешкалась, тут ее Дарёна и уволокла, почти силой. А Устя развернулась, да и обратно пошла.
Не будет она Михайлу лечить. Не сможет.
И помогать ему не будет. Слишком уж хорошо ей эти зеленые глаза памятны. И торжество, в них горящее, и боль от насилия. Как бы хуже не сделать.
Любому другому она бы помогла с радостью, вот, как Дарёне... хоть что бы сделать попробовала. А здесь не решится даже.
Не сможет.
Слишком уж ей больно было. Слишком страшно.
Как бы не добить, заместо помощи. И уже не видела, как Михайла почти картинно сполз по забору, как подхватил его под здоровую руку боярин и поволок на себе в покои.
— Держись, парень, сейчас рану промоем, лекаря позовем... держись...
* * *
Может, и не нашли б боярина Данилу никогда.
То есть, нашли б его тати какие, обобрали, да и тело в Ладогу скинули. Очень даже возможно такое было. Но убийце не повезло.
Случай подвел.
Город же, подворье к подворью рядом стоит. Пусть и небольшой, а все ж забор, клочок земли.
Вот у соседа собака и подрылась.
Чего уж там почуяла, шавка неугомонная, кто ее знает? Но вот! Прорылась к соседу — а по подворью не носится, села да завыла.
Кто собачьи повадки не знает, тому в удивление. А мужик сообразил быстро.
Подумал немного, соседа кликнул, да через забор полез. А что ж?
За собакой.
А чего она сидит, воет?
Так ведь... заглянуть надобно обязательно! Вдруг кому захужело? Всяко ж бывает, прихватит сердце, так и не крикнешь, и на помощь не позовешь! Тут соседи и помогут!
Они и полезли помогать.
Дверь в дом открыли — там боярин. А кто ж еще-то? Чтобы в дорогом бархатном кафтане, в шубе собольей, парчой крытой, а уж драгоценностей на нем — выдохнуть страшно!
Что тут делать?
А вот то.
Слово и дело кричать! И погромче, погромче.
Правда, пока один кричал, второй к трупу приглядывался... и драгоценностей потом на боярине всяко поменьше оказалось. Растворились, наверное.
Бывает.
Стража мигом прибежала, принялись мужиков расспрашивать, а одного за телегой послали. Не на себе ж тело боярина тащить? А отнести надобно, они-то Захарьина мигом признали.
Хватать? Тащить?
А кого? Они б схватили, только... глупо это.
Стоят два мужика, бороды чешут... не дураки. Но и так убить — не под силу им будет! Лопатой прибили б, али вилами закололи — оно понятно. Но чтоб стилетом, в сердце, да с одного раза?
Убийца это.
Не мужик какой.
Не такие уж ярыжки идиоты, чтоб не понимать этого.*
*- И управления были, и патрулировали город, и преступников искали. Не идеально, но пытались. Очень забавные, кстати, были патрули при М.Ф. Романове. Но были. И русские города были на порядок спокойнее многих, именно благодаря принятой системе. См. записки С. Герберштейна. Прим. авт.
Пока телегу ждали, десятник мужиков принялся расспрашивать. И про собаку узнал, и про подкоп — чего тут не узнать? Прорылся пес от души, как еще забор стоит?
Кому подворье принадлежит? Так сосед особо и не знает, приходил человек, назвался Петром Полушкиным, сказал, что подворье откупил. Пока оно заброшено, что есть, то есть, так Петру покамест и не надобно. Человек в другом месте живет, ну так не бросать же имущество? Потом на сем месте сын отстроится. Второй. А покамест приедет он время от времени, проверит все...
А чтоб не простаивало подворье, он может людей прислать, работы какие поделать.
Может, приедет кто. Случай — он разный бывает, иногда с бабой надобно так встретиться, чтобы о том не знал никто...
Ярыжки кивали.
Эти доводы и им понятны были.
Есть у человека деньги? Прикупил он домик. Авось, не прокиснет, не молоко. А чтоб уж вовсе дом пустой не стоял, пользуется им, то так, то этак... бывает!
А вот что в нем боярина убили...
Видел что?
Слушал?
Сосед только головой покачал.
Участок-то считай, в начале переулка находится, большая улица рядом. Собака — и та уж ни на кого не брешет. Разве кто на подворье полезет, тогда порвет. Но молча.
Смотреть, кто уехал, кто приехал, да когда?
Некогда!
В том и дело, что некогда, неохота, своих дел хватает. Было б что интересное, к примеру, царь бы приехал — не упустят. А просто так? Один человек приехал, второй пришел, потом лошадь пропала куда-то, а второй... да тоже ушел, наверное.
Когда б не Хватайка, кобель паршивый, и не поинтересовался бы никто, пролежал бы боярин до весны. Ярыжки это отлично понимали, и было им грустно.
Расследовать такое никто не умел.
Увы — висяк.*
*- такого слова в те времена не знали, но расследований и правда не вели. И в других странах тоже. Нормальная полиция появится еще не скоро, века через 2, прим. авт.
Ох, что начальство скажет!
Жуть, что скажет. Уцелеть бы!
* * *
Дарёна Аксинью отчитывала — только пух летел во все стороны.
— Да в уме ли ты, девка?! К первому попавшемуся бегать? Думаешь, нужна ты ему?!
— Твое какое дело, старая?! — привычно отругивалась Ксюха.
— А чье ж еще? На моих руках выросли, я вас и люблю, как родных. И я тебе так скажу — когда баба на сеновал до свадьбы бегает, свадьбе и не быть!
— Я с ним не... он не... целовались мы только!
— И то получше будет! Ты ж дочь боярская, кто тебя за него замуж отдаст?
— Мишенька сказал, поженимся, как сможем. Отцу в ноги кинемся — простит.
— Может, и простит. А жить где будете?
— Мишенька у царевича ближник.
— Так не у царя же! Что там ему Фёдор даст? Денег немного? Ни вотчины, ни состояния так не сколотишь, на побегушках-то.
— Он справится.
И ни малейшего сомнения в голосе. Дура влюбленная незамутненная. На Устиной памяти таких много было. Сколько их Михайла растоптал? Бог весть. Ей и считать не хотелось, десятки и сотни. И все свято в нем уверены были.
Он же не такой, он же любит, не бросит, не подставит...
И то верно. Не такой.
