Формула власти. Новая эпоха - Анастасия Поклад
Сильф не хотел маяться ожиданием целые сутки, поэтому они договорились сегодня же, на шесть.
В условленное время Юрген зашел за Гулькой и та, с особым шармом расправляя вокруг тонкой шеи воротник летной куртки, предложила спускаться к подставкам.
«Все-таки летное нацепила!» — торжествующе подумал Юра.
Крепления на странных досках тоже были необычные. На некоторых — явно старые сильфийские, очищенные от ржавчины и покрытые дешевой краской. А на других креплений и вовсе не было, вместо них кто-то приколотил гвоздями обычные обрывки каната, сложенные петлями.
Гулька сняла такую, «канатную» доску, и направилась к дверям Института.
— Извините за это, — она смущенно указала на петли. — Выглядит неаккуратно, но в деле неплохо. Мы сделали заказ на крепления получше, но мастерам нужно время. Знаю я одного мастера, так, говорят, он…
Под неумолкающий Гулькин щебет они спустились с институтского крыльца, где начиналась широкая заснеженная аллея, ведущая мимо сада к высокой арке распахнутых ворот. За воротами начиналось сплошное снежное поле. Между сугробами петляла тонкая линия, в которой едва угадывались очертания проезжей дороги.
Гулька положила доску на снег и села верхом, ухватившись за канатную петлю.
— Устраивайтесь позади меня и держитесь крепче. Мы поедем куда быстрее, чем на лошади с санями.
Она что-то сделала с носом доски, и тот задрался вверх, почти как у настоящих саней или лодки. Юрген успел заметить несколько рычажков и подивиться полету Тенькиной мысли. Смерть колдуна стала бы большой потерей для Принамкского края. Но и не меньшей выгодой для Холмов. Хорошо, что здесь от Юргена ничего не зависело. Маяться совестью еще и за Теньку было выше его сил.
Он сел позади Гульки, по ее примеру не свесив ноги, а чуть согнув в коленях и поставив по краям доски. Одной рукой обнял девушку за талию, а другой вцепился в канат.
— Готовы? — спросила Гулька.
Впервые в жизни перед полетом на доске Юргену сделалось страшновато. Смерчи знают, какую пакость выдумал Тенька! Остаться бы целым…
— Готов, — твердо ответил он.
Доска трепыхнулась, но иначе, совсем не так, как он привык. А потом с места сорвалась вперед, ловко скользя и ни на палец не отрываясь от земли. Юрген видел, как на бока доски налипают комья снега и крохотные ледышки, чувствовал под собой каждый сугроб, через который они перескакивали. Нет, доска не летела, а ехала.
Но как ехала! Институт остался далеко позади. Ветер свистел в ушах не хуже, чем в воздухе, только сейчас к ветру примешивалось столько потревоженного снега, что у Юргена заиндевело лицо. Вдобавок, он ощутил, как к горлу подкатывает неприятная тошнота. Тридцать четыре смерча! В воздухе он мог закрутить дюжину мертвых петель одним махом, а тут, на каком-то скребке с канатами, его укачало в первые же полчаса!
Стиснув зубы, он все-таки дотерпел до того, как башни Кивитэ из крохотного пятнышка на горизонте выросли во внушительную громаду, и в подробностях уже можно было рассмотреть ворота.
— Гуля, остановитесь! — заорал Юрген из последних сил, и когда почувствовал, что изобретение смерчева колдуна тормозит, свалился прямо на ходу, зарываясь лицом в снег и моля Небеса, чтобы нестерпимая дурнота отступила и не довела до позорища.
Гулька встала рядом: бодрая, раскрасневшаяся и ничуть не уставшая.
— Что с вами, Юра? — изумленно и встревоженно спросила она, осторожно трогая его за плечо. — Вам нехорошо?
— Все в п-порядке, — сдавленно ответил сильф, заставляя себя поднять голову. — Но давайте оставшийся путь до города проделаем пешком! Ах, право, здесь такие живописные окрестности. Снег и… м-м-м… снег. И вы, должно быть, еще столько хотите мне рассказать…
Выбирая между Гулькой и Тенькиным скоростным мокроступом, он предпочел все же Гульку. От той хотя бы не укачивает.
Стража на городских воротах очень хорошо знала Гульку, поэтому пропустила их без вопросов, а на еще зеленоватое лицо Юргена покосилась с состраданием. Наверное, решили, это девица его до дурноты уболтала. Ну и пусть. Сильф был не уверен, что сможет признаться в истинной причине даже Липке.
— Холодно, — Гулька сняла варежки и растерла порозовевшие от холода кончики пальцев. — Я родом из пригорода Мавин-Тэлэя, там не бывает таких студеных зим!
— На Холмах случались и похолоднее, — поделился Юрген. — Но я не против зайти куда-нибудь погреться и выпить. Где находится тот трактир, куда Хавес приглашал Лейшу? Надеюсь, там еще делают укропник или совсем перешли на ромашку?
— В Кивитэ вы найдете все! — заверила Гулька. — Идемте, Юра. Я прекрасно знаю дорогу. Между прочим, кума владельца этого трактира говорит, будто…
— Ведите, — разрешил сильф, которому было плевать на всех кумовьев, вместе взятых. Лишь бы выпить чего-нибудь горячего и, желательно, с кислинкой.
Трактир занимал весь первый этаж жилого дома, но было там, несмотря на немаленькую площадь, по-домашнему уютно. На деревянных столах лежали кружевные скатерки, на лавках — мягкие подушки. В печи вкусно пахли пироги, а в большом котле кипела вода для укропника, ромашки и всего, что только гости пожелают.
Вскоре Юрген сидел на лавке, рядом дымилась большая кружка вполне сносного на вид укропника, а в руках был пирог с восхитительно кислой принамкской клюквой. И даже болтовня Гульки больше не раздражала.
Девушка сняла летную куртку, шапку и платки, оставшись в старенькой форме орденской летчицы, только с золотистой повязкой на рукаве. От снега ее пушистые пепельные волосы совсем закурчавились, как у настоящей сильфиды.
В трактире был полумрак, и Юрген едва не подавился пирогом. Показалось, напротив сидит совсем другая девушка, и пепельные кудряшки точно так же обрамляют юное остроносое личико, а глаза зеленые-зеленые, совсем как у Рафуши и их общего отца…
— Ой, Юра, вы меня сегодня весь день пугаете. У вас такой взгляд… — она чуть приоткрыла маленький ротик и придвинулась ближе. — Вы хотите что-то мне сказать?
Их лица оказались совсем рядом, и Юрген с внезапной безнадежной ясностью осознал, что девушка перед ним не та. И ту он больше не увидит никогда.
— Нет, — он отвернулся к столу. — Простите, Гуля. Не нужно. Вы… вы напомнили мне мою жену. Она умерла почти год назад. Простите.
Гулька отпрянула и впервые за все время замолчала. Так они и просидели без единого слова, пока пили горячее, каждый из своей кружки.
Напротив было окно, выходящее на улицу. И в этом окне Юрген вдруг увидел знакомую куртку, и знакомую развязную походку.
Хавес куда-то шел без Климы. Шел один.
Юрген сам не помнил, как сорвался с места.
— Тысячи извинений, Гуля. Я буду вам
