Расколотый мир - Анастасия Поклад
— Это из-за них ты должен присутствовать? — Риша подперла щеку кулаком.
— Разумеется, нет, — глядя ей в глаза, соврал Костэн. — Я просто люблю подобные развлечения. Знаешь ли, людская наследственность дает о себе знать. Обожаю два дня кряду топтать пол в закрытом помещении.
Риша внимательно посмотрела на него и кивнула. Она почти всегда понимала, когда любимый неискренен с ней, и почему.
— Опять страшная государственная тайна?
— Страшнее некуда, — заверил Костэн. — Все догадываются, почему я на самом деле иду на бал, но никто никогда не скажет этого вслух. И ты помалкивай.
Риша снова кивнула. А потом спросила:
— Кто же выдумал такое странное развлечение, во время которого нельзя полетать?
— Подозреваю, что люди, — хмыкнул агент. — Но очень давно, у нас балы успели прижиться. Правда, одну традиционную штуку выдумали явно мы, людям такое в голову не придет. Посреди зала принято вешать пару-тройку качелей. Каждый желающий может сесть и покачаться. В Ордене тоже последнее время стали вешать качели на балах, но те обычно пустуют, а здесь к качелям не протолкнуться. Но нас, как молодоженов, я уверен, пропустят без очереди!
Риша убрала со стола посуду и тихонько зевнула. Вслед за ней зевнул и Костэн, внезапно понимая, что он уже смерч знает сколько времени не спал. А на балу нельзя клевать носом — самого заклюют. Издавна на балах вершится неофициальная часть политики.
* * *
Всякий бал — это праздник. Много света и звука, беззвучный шелест юбок по гладким полам, смех, интриги и угощения.
Сильфийский бал — это еще и качели, взмывающие под самый потолок, музыка ветров в исполнении флейт, легкий аромат укропа, курчавые остроносые девушки с сияющими глазами и высокие тонкие кавалеры в голубом с серебром.
Сильфийский бал зимой — это мучение для большинства участников. Потому что сильфам душно и не хватает двух распахнутых окон из двадцати, а людям холодно, и предписанные этикетом меховые воротники не спасают. Одни обмахиваются веерами, другие кутаются. То ли дело летом, когда тепло, и можно открыть все окна, даже те, что на крыше, и танцевать почти на улице, упиваясь ветром и свободой. Впрочем, людям и при таком раскладе немного неуютно. Лишь полукровки вроде Костэна Лэя всегда чувствуют себя прекрасно — им в самый раз.
Качели взмывали под потолок, рядом чувствовалось теплое бедро Риши. Как же славно качаться вдвоем! И одновременно трудно, потому что хочется обо всем забыть, позволить сквозняку вскружить голову, обнимать любимую девушку и целовать ее с закрытыми глазами, чтобы небо смешалось с землей, и даже Небеса увидели его счастье. А надо лишь осторожно приобнять Ринтанэ за талию и делать то, ради чего, собственно, и полез на качели: внимательно и незаметно осматривать зал.
Вот Верховный сильф Амадим. Он еще не стар, даже молод — в позапрошлом году отметил пятидесятилетие, благородные господа частенько посылают ему на смотрины своих дочерей, а нынче кругом так и вертится стайка придворных сильфид. Весь в серебре, пепельные кудри до плеч, а в них посверкивает изящный обод короны. Все эти головные уборы, как и балы, сильфы в незапамятные времена переняли у людей, а корона Верховного даже чем-то отдаленно напоминает диадему власти (позор какой, если присмотреться!). Разумеется, если описания не врут, сама диадема была потеряна вскоре после смерти прежней обды. Дарьянэ докладывала, что у Климэн есть диадема, и та самая, только сильфиде ее видеть не приходилось. И как знать, врет эта самоназванная обда или же правда исхитрилась где-то отыскать старинную реликвию. А если отыскала — почему не носит? Неужели коронации ждет? Костэн что-то читал о коронациях обд, но сведения были смутны и недостоверны.
Неподалеку от Верховного — главы четырнадцатого, пятнадцатого и десятого корпусов тайной канцелярии. Разведка, политика и хозяйственное обеспечение. Все трое в голубой форме с иголочки, о чем-то степенно беседуют. Вряд ли о секретном, такие темы не для бала, наверняка обсуждают что-то вроде погоды, влиянии снегопадов на урожаи укропа, покосившихся от урагана оградок в усадьбе или собственных жен. Упомянутые жены, кстати, щебечут неподалеку: о нарядах, облаках и все тех же урожаях укропа. Как изрек однажды кто-то мудрый: не знаешь, о чем заговорить с почтенным сильфом, говори об укропе. У человека скелет в шкафу, у сильфа туман на укропной грядке. В семье не без укропа…
Костэн перевел взгляд в противоположный конец зала — там разместилась принамкская делегация. Как показала разведка — никто у благородных господ после памятной ночи не пропал, хотя настроения были подавленные. Значит, к чему-то они явно причастны. Несостоявшиеся Липкины убийцы могли прибыть отдельно от делегации, ведь границы открыты. А могли вовсе жить на территории Холмов — на юге и западе порядочно людей живет. Канцелярия еще долго будет искать, кем были раздавленный сейфом человек и его сбежавший подельник. Вполне возможно, поиски будут успешны. Но не сейчас, когда с момента нападения и грабежа прошло три дня, а через пару недель.
Орденская делегация состояла из пятнадцати человек. Внимание Костэна привлекли двое: пожилой мужчина, уже знакомый агенту по многим посольским визитам, что-то серьезно втолковывал довольно молодой женщине в сиреневом. Собеседница слушала, поджав губы, и в задумчивости чуть теребила рюши на платье. Оба время от времени поглядывали в сторону качелей. Костэн готов был поклясться, что разговор идет о нем. Пожалуй, теперь он увидел все, что нужно. Пора слезать с качелей и повести Ришу, скажем, к столу с угощениями, люди как раз стоят неподалеку. А там можно либо услышать что-нибудь нужное, либо заметить, либо вообще подойти поговорить. В отсутствие начальства, в неофициальной обстановке… Люди это любят.
— Уже все? — расстроенно вздохнула Риша, когда качели начали замедляться. — Тебе нужно куда-то убегать?
— Пора прогуляться по залу, — тихонько сказал ей Костэн. — Кстати, видишь, вон там подают чудесные корзиночки из маринованного укропа.
— Мне так понравились здешние качели, — снова вздохнула Риша. — Наверное, это единственное хорошее, что есть в балах. Я бы приходила сюда только ради катания. Не понимаю, как люди без этого обходятся! Я обратила внимание, что за все время к качелям подходили только сильфы.
— Еще некоторые человеческие дети любят кататься, — заметил Костэн. — Но с возрастом это у них почему-то проходит. Если тебе так жаль расставаться с качелями, можешь остаться здесь, а я все-таки наведаюсь к укропным корзиночкам.
— Тогда я не буду терять тебя из виду! —
