Возгласы прошлых лет. Часть первая - Сергест Деснен
Глен склонил голову.
– Отвечай на вопрос.
Чудище полностью скрылось во мраке, оставив только свой блестящий взгляд. Огоньки мелькали теперь в темноте и опускались. Он пытался скрыться среди других огоньков.
– Мысли твои ясны. Тебе их не скрыть, как и боль внутри. Но скроюсь ли я?
Чудище прошлось гулким смехом во мраке. Глен озадачился, пытаясь направить арбалет в сторону огоньков, но их стало больше. Теперь чудище полностью скрылось и молвило во мраке, а корни спустились и дали волю ногам человеческим.
– Слушай, человечишка. Внимай за моим гласом. Твоя боль была здесь и с пламенным взглядом обратилась ко мне. Она искала человека и просила о помощи. Её просьба была выполнена. Так, кто же теперь попался?
Мрак захохотал, а Глен молчал и слушал с волнительной тревогой внутри.
– Я прятался от вас глубоко в лесах. В мрачных, проросших ярах. Бежал от взора. Закапывался от возгласов. Пока не осознал, что вокруг всё переменилось чарующей тишиной леса. Это успокоило меня, заставило забыть тяготы и невзгоды. Помогло отбросить несчастье и великую злобу человеческую. В прошлом обличии, гневном, жестоком, безжалостном, я пробыл недолго, пока не сотворил заклятие. Особенное заклятие… Оно спасло меня от натуры человеческой и обратило в вековые корни.
– Ты заклял себя в дереве? Ради чего? – Глен растянул острую ухмылку.
– Ради чего… – промычав задумчиво и с придыханием, гниль затрещала корой во мраке, – Ради света, человечишка. Мало людей в Мардолорате, желающих обратиться к мраку навечно. Большинство любит свет. Лучистый, мреющий в тумане, иссякший в лампаде, но всё же светящий. А во взгляде мраку только свет – противник.
Тень улыбки промелькнула на лице Глена:
– Не смог принять смерть достойно, а теперь прячешься во мраке своего света, искажая свою жалкую сущность.
Гниль раздражённо буркнула:
– Но теперь ты здесь, и просьба огнеглазой выполнена. Сколько же вы извели моих родичей. Сколько света вы забрали… Оставили им только мрак и пустоту.
– Они заслуживали то, что имели. В их жизни столько же мрака, сколько и закрытых ими глаз.
– Доблестно молвишь ты, но так и не понял простой сути.
– В твоих словах нет сути. Твои сородичи хотя бы принимали смерть, как и положено. Пред глазами ликов и с пламенем в сердце. Даже в виде гниющих корней ты жалок.
– Сколько же в тебе боли… Негласно мне является мой прежний облик. Заколоченный за невиданным несчастьем, от которого я убегал. Понял теперь, человечишка? Нет большей беды, чем несчастье. Оно уничтожило меня до жути, до зверства и коварства. В зеркала смотреть становилось опасно. Я видел там чудовище.
– Быть человеком – однажды стать чудовищем. – Глен спокойно заметил.
– Я чувствую. Ты страшишься уловить в тишине её хриплый возглас. Боишься элькарского песнопения. Но ты ничего не сможешь изменить. Возгласы прошлых лет гулко пройдутся по всем округам. Зазвучат в головах всего живого, и огонь разожжётся вновь.
– Ложь. Этому не бывать, пока живы каратели.
Чудище снова захохотало во мраке.
– Они все умрут.
– Ложь и всего лишь воображение слабого, скрывшегося от своей судьбы.
– Чтобы воплотить что-то в реальность, нужно проявить воображение. Я воображал с их внутренностями. Обвивал шею их кишками. Навсегда убрал их невинные улыбки, а кожу с лиц сдирал со злостью.
– И после этого вы ещё молите о прощении?
– Мне не нужно твоё прощение, так что забудь о злобе. Ты должен понять, что достичь совершенства непросто. Теперь ты видишь, кто я? Кем я стал? Я уже сорок лет скитаюсь по этим землям и радуюсь. Я не человек, мой заблудший друг. Поэтому я не могу проявить к тебе сочувствие… Ты станешь ещё одной душой.
Огоньки сплелись в один ряд и собрались в восемь взглядов.
– Я один из них. Но ты уверен, что я тот, о ком ты думаешь?
Мысли в голове Глена разбрелись в хаосе, но только один вопрос назрел. Каратель желал подловить чудище.
– Тайный монарх не человек. Он и есть воля, – и он ответил на его мысль.
Чудовище разъярённо накинулось на Глена справа и обхватило его скользкими корнями. Меч и арбалет выпали из рук Глена. Он вздрогнул от чудовищной боли и рухнул на спину, разбрызгивая вокруг себя гнилую чёрную землю. Чудовище сжало его, обвивая корнями, и посмотрело на него двумя лучистыми белыми огоньками.
– Зверства вернутся в этот мир. Они все вернутся… Они начнут убивать и породят новую жестокую реальность. Здесь ни ты, ни я не имеем достаточной силы, чтобы низвергнуть их судьбу. Перья и пепел снова возродятся, но пепла станет больше. Огонь! Пламя! Явится истинный правитель этого мира. Он, как и ты, сейчас всего лишь тень, но таких, как ты, сотни, а он один-единственный. Пять достойных жертв теперь в его руках, и их судьба заключена в изничтожении всего живого. Скоро белый луч пронзит небо, и его увидит каждый в этом мире. Тысячи птиц завопят разом. Перья усыпят землю пеплом, но они никогда не проснутся. Мы заставим их спать навеки.
Глен ощущал неимоверную боль внутри. Его кости сдавливались, а в голове проскользнул вопрос, и чудище ответило снова:
– Я говорю о тех, о которых говорит оно. Наполняет мою сущность неистово, и мне слышится только одно: Мердаур! Мерглана! Я иду за вами, пока вы спите… Спите… Спите… И ты спи, каратель. Ты станешь ещё одной душой.
Уста Глена тронула кислая ухмылка:
– Я жертвую годом.
Огни вечернего города
Глен перевёл Резвую на шаг. Тяжёлые, тёмные лошадиные ноги, с выпуклыми вздувшимися мускулами теперь успокоились и постукивали подковами по дороге, ведущей к сложенному из камня мосту. Издали Глен увидел, как у него сидит какой-то незнакомец. Подъезжая всё ближе, уши расслышали бренчание и возвышавшийся голос, который сменился завыванием, когда Глен стоял уже подле него.
– Что, менестрель, ограбили тебя?
Музыкант злостно бросил взгляд на Глена и презренно проворчал:
– Это не ваше дело, всадник.
Смотря на него, Глен разглядел свежие ссадины под глазами, разбитую губу и щеку. Короткие,
