Наследник огня и пепла. Том IХ - Владислав Добрый
Джевала ждала муторная, кровавая, нудная война: расставить гарнизоны в ключевых точках — и это ещё не самое сложное. Гораздо сложнее заставить местных эти гарнизоны кормить. Предполагалось, что Караэн будет присылать провизию, но никто в это всерьёз не верил. А потом, опираясь на опорные пункты удерживаемые пехотой, Джевал будет охотиться за рейдерами своей дружиной. Стараться взять знатных в плен и добыть доспехи. Недели в кружении и засадах, с финалом в виде кровопролитной мелкой стычке. И не факт, что выследишь ты, а не тебя.
Нормальная, привычная местным война-мясорубка. Страдают крестьяне, благородные всадники зарабатывают престиж и деньги в своем национальном, привычном, хоть и опасном виде спорта.
Уверен, Джевалу это понравится. Пусть упивается резнёй. Попутно морально воздействует на тех, кто сотрудничал с Инобал, выписывает сочных лещей тем, кто за Караэн и Итвис, и особенно жестоко карает непричастных. Или в другом порядке. Мне все равно. Лично я в такой войне участвовать не хочу. Мне ближе наполеоновские планы — разбить врага в одном решительном сражении.
А главное — мне вдруг стало тесно в Караэне рядом с Джевалом. И это был отличный способ от него избавиться.
Оппозиция моему решению возникла там, где я не ждал. Адель. «Недостойно мужчины посылать на войну бесчестного наёмника вместо себя». Учитывая нашу внешне дипломатическую вежливость — как у представителей Великих Семей — можно сказать, что дело кончилось скандалом. Последнюю попытку изменить моё мнение Адель предприняла утром, когда я уже отправлял Джевала. Я даже пропустил планёрку.
Я остался непреклонен. Объяснял, что в Регенстве это норма. Наёмный профессионал лучше. Если есть деньги — зачем делать самому? Но внутри я знал: во мне что-то сломалось после взятия Вириина. Если Магн обожал войну — по моим ощущениям, больше, чем секс — я относился к ней как к необходимости. Делу, которое надо сделать и сделать хорошо. Раньше. А теперь меня воротит от одной мысли снова вести людей в бой.
Это я Адель так и не сказал.
— Приехали, сеньёр! Это здесь! — вывел меня из размышлений голос Сперата.
Я машинально оглянулся. Мы заехали в поместье — под предлогом снять латы. Я мог в них пешком топать весь день, но люди от них уставали. Все отнеслись с пониманием. А потом, взяв только самых близких слуг и телохранителей, я аккуратно выскользнул из дома, без большой свиты. Даже пронырливый Дукат не смог увязаться.
Второе дело, которое я запланировал на сегодня, было тайным.
— Сперат, ты идёшь со мной. Остальным остаться здесь. Кроме тебя, Волок. Ты тоже пойдёшь.
Глава 15
По лезвию правды
Первое, что начали делать в заново собранной Серебряной Палате — плодить бюрократию. Пока они, к счастью, не додумались до отчетов и формуляров, поэтому сейчас это выглядело довольно разумно — на любое городское дело, особенно под которое выделялся бюджет, создавалась комиссия. «Собрание», если перевести буквально, но уже сейчас это слово стало нести другой оттенок. Этих комиссий уже наплодили почти сотню, и в них состояло четыреста человек. Каждому из которых полагалась плата — в зависимости от занятости. Комиссия, что следила за состоянием стен, не получала вообще ничего, хотя и отвечала головой за своё дело. Комиссия, руководившая работами по осушению канала в составе аж десяти человек, получала по десять сольдо в месяц — самая многочисленная и самая высокооплачиваемая комиссия города. Разумеется, состоять в комиссиях могли только граждане, чьи имена были в Серебряной или Золотой книгах.
Я в это не вмешивался. С одной стороны, комиссии лучше всяких соцопросов подсказывали мне, что больше всего беспокоит «средний класс» Караэна и контадо. Сейчас им было плевать на всё, если сравнивать с возможностью обретения новых пахотных земель рядом с городом. С другой — скорость, с которой Серебряная Палата плодила комиссии, давала мне надежду: вовлечённые в городские дела «граждане» и в самом деле сплотятся и начнут осознавать себя как единое целое. Впрочем, это уже происходило прямо на моих глазах. С огромной скоростью.
Моё самоустранение от комиссий пошло только на пользу — всякие мудрые правила, вроде того, что человек не может занимать должность в комиссии более года, — это продукт мозгового штурма местных. Мне тоже казалось это разумным — защита от номенклатуры и коррупционных связей. Но один раз я всё же вмешался. Когда дело дошло до создания комиссии расследований.
В большинстве городов этого мира вместо тюрьмы были лишь места временного содержания. Наказание следовало быстро. Людей не кормили годами за счёт казны. Их судили — и либо отпускали, либо карали, либо выдворяли. Исключения были редки и связаны с богатыми узниками или политическими интригами.
Но Караэн становился уж слишком большим. Множились случаи крупных краж. Раньше было трудно что-то утаить — купец и его работники узнают свой товар, и даже один краденый тюк сукна почти неизбежно попадётся им на глаза на ярмарке. Не говоря уже о попытках украсть что-то у соседей в контадо. Раньше был почти единственный способ — украсть подальше и закопать лет на десять в землю. Ну, или организовать соседей и ограбить проезжающих мимо купцов — если дело выгорит, а мести удастся избежать, то можно раздать добро внутри коммуны. Продать — уже риск.
Сейчас, когда сделки всё чаще стали заочными, а в Караэне и контадо появилась толпа беженцев и «пленных», приведённых моей армией, у нас случился взрыв преступности. Крали утварь из домов, оставленные без присмотра инструменты, одежду, оставленную сушиться после стирки. И счёт происшествий шёл уже на десятки. Это, разумеется, всех возмущало. Караэнцы периодически устраивали шмон пришлым и избивали тех, кто им не понравился — то есть действовали старыми, проверенными методами. Но вскоре дело дошло до богачей. Уже трижды обнесли богатые купеческие дома и дважды не досчитались товаров на складе. Суммы были солидные — в десятки дукатов. Причём краденое нигде так и не всплыло. Все разумно предположили, что добыча переправляется для сбыта в Отвин или Башню.
— Такими темпами в Караэне скоро появится гильдия воров, — сказал я, когда мне об этом рассказали. Я сделал это на людях, во время светского вечера. На секунду забыв, что каждое моё слово важно для людей в этом мире, как мнение кинозвезды — для людей в моём. Мои слова ужаснули богатых караэнцев. Они знали, что такое
