Наследник огня и пепла. Том IХ - Владислав Добрый
И вот тут я вмешался. И совсем этим не горжусь. Я редко появлялся на заседаниях Золотой Палаты, но именно окончательно она утверждала все указы Серебряной. И когда было нужно, я присутствовал лично — чтобы не было попыток свернуть нужные мне инициативы. На этих сборищах было чертовски скучно — главы Великих домов или их полномочные представители и в самом деле могли отправить указ Серебряной на доработку, и вполне по делу — у них, как-никак, был опыт управления крупными экономическими предприятиями. Поэтому они всё довольно тщательно разбирали.
Указ о создании комиссии по расследованиям был для меня неожиданностью — мне никто не потрудился рассказать про эту текучку. Я сидел в Золотой Палате в тот день случайно, чтобы протащить закон о «резидентах» — то есть, жителях.
Вернув власть и словно желая наверстать упущенное, обе палаты с такой скоростью начали создавать для себя права и преимущества, что это стало проблемой для жизни Караэна. Например, был введён полный запрет на торговлю или обмен для неграждан. И если купцы это либо обходили, либо на их сделки смотрели сквозь пальцы — то для крестьян в контадо это стало серьёзной бедой. Предприимчивые «серебряные» уже покупали еду в контадо, сбивая цены, и продавали её на базарах вокруг и внутри Караэна, взвинчивая и без того высокие цены. Далеко не у всех в городе были родственники в контадо с хозяйством, далеко не все ремесленники были включены в «Серебряную книгу» — хотя туда и вписали почти тысячу имён после резни и разорения квартала бурлаков, — всё же это были далеко не все мужчины Караэна. Или их вдовы.
Я и сам не спешил обесценивать звание гражданина, поскольку постоянно повторял, что имя в «Серебряной книге» должно принадлежать лишь тому, кто с оружием в руках доказал готовность отдать жизнь за город.
Логичный ход — отменить ряд привилегий для граждан. Однако Вокула был против, и категоричен в этом: отнимать у людей то, что уже было дано, нельзя. Это сделает моё положение — и без того формального лидера — слишком уж шатким.
Но мой казначей тут же предложил выход — сделать категорию недограждан. Пусть имеют право торговать плодами своего труда в Караэне, или же перепродавать чужие товары по доверенности от полноправного гражданина. Первое снимало проблему со сбытом еды для крестьян в контадо, второе давало в руки купцам возможность вести дела законно — за мзду малую одному из граждан. Статус «жителя» даже нужен — его можно давать союзникам. Это бесплатно, но очень привлекательно.
И вот я сижу в Золотой Палате, жду, когда дойдёт очередь до закона про жителей, накачиваюсь вином — и тут дело доходит до «комиссии расследований». Вино, духота и скука заставили меня выступить — я, конечно, не специалист, но мог рассказать хоть что-то о работе правоохранительных органов. Опрос свидетелей, содержание под стражей до суда, пока вина не будет доказана, сам сбор доказательств и всё такое прочее.
Очень приятно, когда тебя слушают с уважением. Поэтому я разродился не менее чем получасовой лекцией. Меня слушали не только с уважением, но и с вниманием. Сразу после моего «выступления» Золотая Палата превратилась в мозговой центр и стремительно выработала два десятка правил для новой комиссии, которые полностью меняли её первоначальную форму.
По сути, на моих глазах, полагаясь только на общее направление, заданное мной, и здравый смысл, главы Великих семей с советниками и представителями выработали стройный и непротиворечивый концепт — то ли участкового, то ли шерифа.
Время тут такое, что единственная возможная ответственность — личная. Поэтому очень быстро встал вопрос: кто же возглавит новую комиссию? Поскольку именно он будет отвечать головой за… Да за всё. Если комиссия по надзору за стенами будет оштрафована или казнена, если не подлатает вовремя пролом, комиссия по осушению болота и рытью канала — если срывает сроки или допустит разворовывание средств, то с комиссией по расследованию всё куда туманнее. Это долгая, кропотливая работа, и должность не может быть временной. То есть, глава избирался пожизненно — или пока Золотая Палата не отзовёт его полномочия.
Дальше произошла короткая политическая дуэль, и с перевесом четыре против трёх (я воздержался) был выбран ставленник одной из семей.
Этого допустить было нельзя, но я поздно спохватился. Караэнцы слишком быстро учатся — они едва не провернули создание мощной политической силы в Караэне и назначение её главой подконтрольного им человека прямо у меня под носом. На глазах, точнее.
Пришлось вмешаться. Я встал и застыл под взглядами уважаемых людей.
— Сеньор Магн, — сказал один, пряча ухмылку в бороду. — Вы хотите что-то сказать?
Как ни крути, но меня поставили в ситуацию, где я проигрываю в любом случае. И ещё неизвестно, больше ли я проиграю, смолчав, или вмешавшись — в какой-то степени они поймали меня на моей же политике оставаться в тени. Теперь я или должен выйти на свет и сразу же превратиться в тирана, или начать терять рычаги власти. Как же быстро они этому научились. Учитывая, что куда привычнее для аристократов решать проблемы ударами клинка… А это мысль.
— Сперат, подай мне кинжал, что висит у тебя на поясе! — велел я.
Это случилось всего несколько дней назад. А сейчас, пока Джевал ещё водил парад под стенами, я уже шёл по владениям новой Комиссии Расследований следом за её новоизбранным главой.
Мы шли по узкому коридору, освещённому редкими, экономными свечами. Каменные стены были влажны от сырости, и пахло тут… как и должно пахнуть в тюрьме: пылью, человеческим потом, плесенью и старыми обидами. Забавно, что тюрьма совсем новая, а запах — как во всех.
Впереди, не оборачиваясь, шагал новый шериф города. Лысая голова поблёскивала в свете, словно полированная кость. Плечи узкие, но сухие, вся фигура — жилистая, угрюмая, как занозистый корень. Звали его Хауст, и весь город его ненавидел. И я. Может, даже больше остальных. Это наследственное, от Магна — именно Хауст в детстве порол Магна. Сердобольная экономка просила об этом слугу моего дяди, а не одного из наших, потому что не хотела, чтобы я потом сталкивался со своим палачом дома.
Хотя сейчас я понимаю: возможно, она просто не хотела навлечь гнев
