Костёр и Саламандра. Книга третья - Максим Андреевич Далин
— Тебя желает видеть Князь Эрнст, — сказал Мэльхар почти вежливо. — Ему не очень нравится, что на его земле обращённый прибережского пирата устраивает свои порядки.
— А я и не обращённый, — сказал Ричард. — Я ему побратим, мессиру Олгрену. Ричард из дома Поющей Рощи. А вы, мессир Мэльхар, невнимательный, так не годится, время-то военное.
Взгляд Мэльхара небрежно скользнул по Ларсу — и зацепился.
— Ты некромант? — спросил Мэльхар, хмурясь.
— Офицер-некромант её величества! — отчеканил Ларс. — А вы, мессир, должны были поклониться: вы с Князем разговариваете!
Мэльхар чуть усмехнулся:
— Ты ещё полметра не дорос до офицера.
— Я, мессир, удивляюсь, как вы так много лет прожили в Сумерках, — хихикнул Ларс. — Вас Эрнст защищал, да?
Мэльхар вдохнул и выдохнул.
— Так, — сказал он, беря себя в руки. — Не могу понять, что это значит. Ты что ж, впрямь вообразил, что ты — Перелесский Князь? А этот мальчик впрямь считает себя силой в Сумерках? Как это может быть?
— Я не вообразил, — сказал Ричард. — Я Князь. Не знаю, почему не понимаете. Вы же чувствуете.
Мэльхар покачал головой:
— Мало ли, что я чувствую. Это противоестественно.
— А и пускай будет противоестественно, — сказал Ричард совершенно дружеским тоном. — Вы, мессир, себе поверьте, нас, детей ночи, чутьё-то не обманывает. Бывает, что-то мешает: долг там, или присяга, или ещё какие обязательства — но вы это пока в голову не берите. Вы попробуйте посмотреть как есть, хорошо?
Мэльхар зажмурился, провёл по лицу ладонью, будто паутину смахивал, открыл глаза — и содрогнулся.
Буквально изменился в лице. И преклонил колено.
— Вы встаньте, мессир, — сказал Ричард. — Это ничего.
Мэльхар медленно поднялся.
— Да, — сказал он через силу. — Это ничего, Князь. Это гламор, видимость, она мешает, — и пожаловался, искренне, как человек: — Что-то со зрением у меня, прекрасный мессир. Уже несколько раз замечал. Образы словно двоятся, расплываются — и переходы для меня тяжелы. Чувствую себя как пьяный…
— Или как опоенный? — тихо спросил Ричард.
Мэльхар вздохнул и грустно улыбнулся:
— У нас с вами в Чернолесье говорят: по могиле гусь прошёл. Так вот, лунный мессир, у меня в последнее время такое чувство, что кто-то повадился пасти гусей рядом с моим фамильным склепом — и они порой топчутся прямо по гробу. Смешно?
— Почему смешно? Печально, мессир, — сказал Ричард. — А сейчас вам получше стало?
— Давно уже так не было, — сказал Мэльхар.
И тут мой совёночек выдал такую умную штуку! Моя школа! Он вытащил складной ножик с костяной рукоятью, мой подарок, и показал Мэльхару и нож, и свою руку:
— Может, у вас просто сил мало? Хотите, дам?
Мэльхара затрясло. Буквально. Никогда я раньше не видела, чтобы вампиров так колотило — как горьких пьяниц, если им показать бутылку. И лицо его — роскошная и холёная аристократическая физиономия, утончённая, нежная — вмиг осунулось и посерело. И взгляд сделался просящим. Единственное, на что хватило духу — это не начать клянчить.
И Ричард понимающе кивнул:
— Вот так-то и самому Эрнсту было, когда Дольф Некромант предложил ему капельку выпить… Гелира мне рассказывала. Когда вечно голоден, нет сил удержаться, да?
— Я не знаю, — еле выговорил Мэльхар. — Меня тогда не было.
А его взгляд сам собой притягивался к ножу в руке Ларса. И Ларс, конечно, заметил. Он был ещё маловат, чтобы уж совсем профессионально и лихо резаться, он аккуратно проколол левую ладошку — и протянул её чуть не к носу Мэльхара:
— Валяйте, пейте!
— О великодушное дитя, — выдохнул Мэльхар, вдруг переходя, я так думаю, на манеру говорить своего времени, и не то что преклонил колено, как полагалось бы, а плюхнулся на оба. Фантастическое было зрелище: он пил Дар Ларса, Дар, не кровь, даже я чувствовала, согревался, его отпускало, он разжимался, как озябший кот на подушке у камина.
И видно было, насколько ему трудно отпустить Ларсову ладошку. Царапина на этой детской лапке была крохотная, крови оттуда вытекло, я думаю, не больше нескольких капель, но вампир напился пьян теплом Дара, вдребезги, вдрызг — такого я тоже никогда раньше не видела.
Хорошо, что он не смотрел совёночку в лицо: совёночек был — сущий демонёнок, власть над Сумерками почуял, паршивец. У него такая была лёгонькая улыбочка, хищная, и глаза светились — и кто его осудит! Крошка Ларс заполучил старого вампира со всеми потрохами!
Он настолько обнаглел, что потрогал волосы вампира, его лунные серебристые кудри. Мэльхар только что не замурлыкал.
— Легче тебе, да? — спросил Ларс.
Мэльхар вздохнул и с трудом поднял голову. Хорошо ему было до полной благодати, так, что в сон клонило:
— Я вам… так благодарен, прекрасный мессир! Вы… так добры… чем я могу…
Ричард только покачал головой.
— Мэльхар, ты только не спи! — сказал Ларс. — Потом поспишь, когда утро придёт.
Мэльхар встряхнулся, и это, по-моему, стоило ему больших усилий:
— Что вы, прекраснейший мессир, я слушаю.
— А ты придёшь, когда я позову? — спросил Ларс. — Потом? Я тебе ещё дам.
Взгляд Мэльхара сделался совсем уж молитвенным. Он поцеловал Ларсу ладонь — и я по лицу совёнка поняла, что не просто поцеловал, а тоже поделился Силой. Ну, не совсем пропащий, есть кое-какая совесть.
— Конечно, я приду, — сказал Мэльхар. — Когда скажете, куда скажете. Юный мессир, если бы вы знали, какой это жестокий холод, как давно это длится… мою душу выжгло холодом, мессир Ларс! Я бы сказал, что забыл тепло Дара, если бы знал его когда-нибудь!
Мэльхар проснулся, и его понесло, он, видимо, почувствовал, что можно, ничего особенно плохого не будет. Он забыл про Ричарда, который слушал со смешанным выражением жалости и досады, он забыл о поручении, которое дал его Князь, он вообще обо всём, кроме Ларса, забыл. Красивое зрелище: древний вампир на коленях, в росе, с таким лицом, будто заглядывает в Око Господне, — и мальчик, которому девяти лет ещё не сровнялось.
— Ты говори, если хочешь, — сказал Ларс. — Ничего, говори.
Великодушно разрешил, молодец.
— Прекрасный мессир, дорогое дитя, простите меня, — несло Мэльхара. — Я никогда не знал тепла, меня обратили, чтобы я стал солдатом Эрнста, Сумерки для меня — поле битвы, мой Князь использует мою силу, как собственную, я не свободен — и не был свободным! А ещё — этот кромешный ужас, ад совсем, совсем рядом, вы ведь знаете, не так ли? Эрнст и король людей стёрли все границы, заставляют все силы с обеих сторон от Межи служить этой безумной