Костёр и Саламандра. Книга третья - Максим Андреевич Далин
— Райнор, ну что ты, ну не сердись, пожалуйста, — сказал Ларс самым примирительным тоном. — Я же не потерялся! Я просто сначала спрятался в лесу: мне дядя Трай говорил, что надо в канаву, если обстрел, я и в канаву, где папоротник растёт. А пока лежал в канаве — ну… как бы почувствовал. И пошёл посмотреть. Далеко, да, но им же там плохо было — вот я и пошёл. А там мёртвые дяденьки-солдаты, один мне говорит: «Ты же мог бы нас отправить на лоно Господне, да, малой? А мы за тебя будем Бога молить…»
— Какие мёртвые солдаты?! — рявкнул Райнор, в точности как я. — Ларс, ну ты что? Ты что, не знаешь, куда идти мёртвым?
— Ну Норси, ну они же не могут! — сказал Ларс таким тоном, будто это само собой разумелось. Очень рассудительно. — Во-первых, их застрелили, а тела утопили в болоте. Вот в этом болоте, тут рядом лужа. А во-вторых, это же не наши солдаты, они боятся.
— Ещё и враги! — Райнор здорово сдержался, чтоб не врезать по воде кулаком.
— Не кипятись, братец, — улыбнулся Ричард. — Давай я к ним схожу? К Ларсу, к тем мёртвым? И всё выясню?
— Вали, — мрачно разрешил Райнор.
— Ура! — обрадовался Ларс.
На том безумный разговор и кончился, а Ричард обернулся филином — всё-таки вампиры ужасно задаются тем, что умеют летать! — и отправился в лес. И я до задыха, до жаркого восторга пережила с ним этот полёт в лунном тумане, когда лес лежит где-то внизу, как сказочная карта, вышитая мохнатыми чёрными и серыми нитками.
Сказка, а не полёт. Если бы ещё не зарево фронта на горизонте.
А на вытоптанной полянке у кромки болота, под и замшелыми кривыми чахлыми елями, рядом с брошенным лесным хутором — без огней и ворота настежь — Ларс и призрак молодого солдата, улыбчивый парень с пулевой дырой во лбу, сидя на корточках, азартно играли в рыбки-крабики на пальцах. Ларс выигрывал.
Но он мгновенно отвлёкся от игры, увидев Ричарда. А солдату очень явственно захотелось развоплотиться совсем или провалиться сквозь землю — он как-то удержался в более или менее отчётливой форме, как я поняла, только потому, что доверял моему белому совёнку полностью.
А совёнок кинулся к Ричарду со всех ног:
— Ой, Ричи, это здорово, что ты здесь! Знаешь, я как разведчик, я ужасно много узнал, я такое могу рассказать! Полезное! И Гарвин тоже расскажет. Да, Гарвин?
Призрак совсем растерялся, развёл руками, пожал плечами и пробормотал:
— А я-то что, прекраснейший мессир… я ж ничего… меня убили вот… и всё. Болото держит… парнишка вот обещал отвязать, ребят отпустил, а я остался вот… пока не прибудет ваша милость. Присмотреть, значит, за парнишкой — чтоб ему не страшно было одному.
Ларс посмотрел на него с укоризной:
— Я ж ничего не боюсь! Я-то думал, ты просто по дружбе остался… А так бы я ж тебя со всеми вместе отпустил, что ты мне не сказал?
Призрак виновато ухмыльнулся, снова пожал плечами и погладил Ларса по голове. Ничего вражеского не было в этом парне, как и в Ричарде, — просто бедолага, попавший в кровавые жернова.
— А ты впрямь дезертир? — спросил Ричард. — Коль да, так повезло тебе, братишка, что просто застрелили. Могли бы запросто и жруну скормить.
— И скормили бы, мессир, — сказал Гарвин. — Да только ротный у нас — душа-человек, что смог, то для нас и сделал. Особист, значит, говорит: смотри, отвечаешь за них, попытаются удрать — в расход гадов. А сам пошёл жруна звать. Трава же здесь, звезду начертить негде — так он пошёл места поискать, с подкрыском своим, штабным адъютантом, тоже из особых. Вон, в усадьбе этой, на дворе — звезда ещё немного видна. А ротный и говорит: давайте, говорит, парни, раз уж так вышло, мы вас при попытке к бегству — того… и в болото. Не достанут они из болота, вот те Сердце и Роза.
Ричард, слушая, потемнел лицом.
— Да вы так не огорчайтесь, мессир, — сказал Гарвин. — Всё же прошло уже. А ругался-то он, особист-то — ох и ругался! Такими словами, какие и не повторишь: язык отсохнет. Но вот же умора-то: жрун на нас с Чаком и с Дабри слепой дырой без глаз пялится, дым из дыры пускает, а достать, по всему видно, не может. Мы, быть может, и не Божьи — ну так и не его! Верно говорю?
Ричард кивнул.
— А особист, — продолжал Гарвин почти весело, — ка-акого из себя ведьмака корчил! Самого что ни на есть мудреца: с адом, мол, может разговаривать, вот, жрун его слушается! А только ведьмак-то он по бумажке, ничего толком не может, ничего не смыслит. Мы, значит, стоим чуть не за спиной у него — и смехом давимся, потеха! Жрун, значит, чует, а он, значит, нет!
Ларс хихикнул и взглянул на Ричарда, будто приглашал его тоже посмеяться, но Ричарду было не до смеха.
— Потом они ушли, — сказал Гарвин. — А мы, значит, поняли, что не выбраться нам отсюда. Так и будем веки вечные сидеть у этого болота. День сидим, два сидим… Вроде и не тяжело, и не больно, а на душе муторно: фронт грохочет, да в небе видно, как жруны рассекают, ищут себе поживу. Дезертиры мы, думаю, дезертиры и есть: свою шкуру спасли, а сколько народу даром гибнет… Прямо чувствуется, как бедные души стонут. Но что ж мы поделаем? Разговаривали между собой, разговаривали — да только так ни до чего и не договорились, а решили, что сидеть нам тут, пока ад не замёрзнет. Колода карт у Дабри была — так мы втроём всё резались в три глазка… Но как прибережцы в наступление пошли, что-то стало нам страшно.
— Чего духам бояться? — тихо спросил Ричард.
— А вот этой самой бабы, мессир, — так же тихо сказал Гарвин. — Бабы этой.
— Да, Ричи! — закричал Ларс. — Этой леди!
— Мёртвой? — спросил Ричард.
Ларс и Гарвин серьёзно переглянулись.
— Да нет вроде, — протянул Гарвин. — Вроде живая.
Ларс покивал:
— Вроде да, а вроде и не совсем, точно.
Ричард присел рядом с ним на корточки.
— Дружочек, — сказал он, — Гарвин — понятно, он просто братишка окопный, где ж ему знать, необразованность… но ты-то учёный человек, ты при дворе был. Тебя
