Костёр и Саламандра. Книга третья - Максим Андреевич Далин

Макс Далин

Костёр и Саламандра

Книга третья

…Пел ветер всё печальнее и глуше.

Навылет время ранено, досталось и судьбе…

В. Высоцкий

1

В тот год никто из нас не заметил, как наступила настоящая весна. А она наступила.

В то утро, когда наш подводный корабль прибыл в Столицу, стоял густой тёплый туман. Его прогнал ветер с моря — и стало видно, как на набережной расцветают розовые акации. И туман был розоватый, и стеклянные облака вокруг акациевых кустов были розовые, и ветер с моря был розовый, будто война — это неправда.

А это правда. Я в то утро объясняла сопровождающим санитарного поезда, куда везти и кому передать гроб Ричарда. У мессиров офицеров в голове не укладывалось.

Мы с Ольгером даже открыли им гроб, благо в нашем каземате окон нет. Показали служилым спокойное, белое, как фарфор, лицо Ричарда. Не лицо трупа — лицо вампира между Сумерками. Но мессиры офицеры всё равно сообразили с трудом.

Я никак понять не могла, с чего бы им так тормозить. Потом дошло: да они же нервничают просто! Как средневековые селяне! Тела наших солдатиков, которые написали рапорта о посмертной службе, их уже больше не смущают. Фарфоровые бойцы их не смущают. Мы с Ольгером, некроманты, их не смущаем. А вампир их, видите ли, смущает! Даже, быть может, пугает их вампир!

А ну как встанет во время движения и кровь у них выпьет!

Вдобавок он дезертир, перебежчик — а ну как ещё и лазутчик? Ада?

Ольгер потихонечку смылся под шумок, оставил меня одну объяснять этим обалдуям элементарные вещи. Вот когда я до конца оценила старую злую шуточку: да здравствуют господа офицеры её величества и прочие деревянные изделия!

Пожилой капитан просто твердил, что не положено, не по уставу, не возит санитарный поезд «на передок» ни гробы, ни трупы, ни тем более вампиров. Нет на этот счёт никаких инструкций, указаний и правил: где, говорит, я этот самый гроб поставлю? В своём купе?

А поручик помоложе, с рубцом на щеке, откровенно признался:

— Знаете, леди, меня и от обычных-то покойников оторопь берёт. Ну ладно, там… фарфоровые… хотя, честно говоря, тяжело привыкнуть. Но вампир — это не технологический прорыв, это натуральный ад! Я ничего хоть немного связанного с адом не потерплю! Вы хоть раз летуна видели?

Я только хмыкнула:

— Вскрывала, мессир. Да и не одного.

Он позамялся на минутку — и тут же снова начал:

— Ну вот видите! С одним куском ада боремся, другой к себе тащим?

И тут на них строевым голосом как рявкнут:

— Это кто тут говорит об аде, дети мои?!

Я оглянулась — а в каземат спускается крохотный старичок. Такой невесомый дедуля, весь высохший, как старый пергамент, лысый — только смешной седенький клочок надо лбом остался, с маленьким сморщенным личиком. Но глаза у него ярко-голубые, и взгляд молодой и цепкий. В пурпурном балахоне, потому что из свиты Иерарха. Око носит бронзовое, всё позеленевшее от времени, вместо зрачка не бриллиант какой-нибудь, а необыкновенный самоцвет — переливчатый, синеватый, зеленоватый, как море, с явственным глубоким зрачком, чёрным. Как живой глаз.

И Ольгер с торжественным лицом поддерживал под локоток этого дедушку, чтоб тому было удобнее спускаться. Это у него было не позорное бегство — это он за подкреплением сбегал, всё в порядке.

И до меня немедленно дошло: это ж Преподобный наставник Грейд!

— Благословите, Преподобный отче! — подсунулся капитан.

Грейд их обоих делово благословил, а потом отчитал в совершенно генеральской манере. Даже удивительно, откуда в таком маленьком дедушке такой мощный голос:

— Это кто вас научил, духовные сыны мои, мессиры паства, разговаривая с военными специалистами, пререкаться, спорить, вываливать на них ворох предрассудков и не выполнять приказы максимально быстро и точно? Я вот никак в толк не возьму: с офицерами я разговариваю или с торговками рыбой из порта? Вместо дисциплинированного исполнения — торгуетесь? Или как?

Капитан побагровел:

— Военспецы?

— Леди Карла, — сказал Грейд, — леди-рыцарь, адъютант государыни, некромантка. Её Пресвятейший отец Иерарх принимал и благословил, государыня ей жизнь доверила — потому что часть истины открыта ей. А вы смеете с ней болтать, как хлыщи с набережной? И офицерской образованности я не вижу! Проповедь Пресвятейшего отца нашего Иерарха о Промысле и руке Судьбы не читали — и сути не понимаете. Считаете, что в свите государыни и под благословением Иерарха могут быть адские прихвостни?

— Так вампир! — заикнулся поручик.

— Наш воин в потёмках, там, куда и человеческий глаз, и человеческая рука не достаёт. Союзник в этой войне, — закончил Грейд сурово и невероятно веско.

Прекрасные мессиры офицеры молчали пристыженно.

— Ну так вот, — сказала я. — Гроб погрузите в вагон, где возите тела будущих фарфоровых, этот вагон специально оборудован. А по прибытии передадите мэтру Райнору, он встретит. Под расписку. И в вагон не ходите, и гроб не открывайте — нечего вам мешать Ричарду отдыхать. Кровь ни у кого из вас он точно пить не станет.

— Простите, леди, — вдруг сказал Ольгер. — Не доверяю я этим. Ну вот не доверяю. Притормозите их здесь, я за мессиром Норисом схожу. Может, он прикомандирует жандарма присмотреть за гробом Ричарда, а то, леди, у меня сердце будет не на месте.

— Да, — кивнула я. — Иди, конечно. Очень умно, на самом деле, а то у меня тоже сердце будет не на месте.

Мы закрыли гроб, а я ещё погладила Ричарда по щеке на прощанье. У него чуть дрогнули ресницы, — всё-таки подземелье, мой Дар, юность его, вот и среагировал — а служилый люд шарахнулся назад. И я окончательно утвердилась в мысли, что Ольгер прав.

С них станется открыть гроб на солнечном свете или придумать ещё какую-нибудь дурость и гадость.

Преподобный Грейд смотрел на это всё одобрительно и тоже кивал.

— Вам мессир Ольгер рассказал? — спросила я.

— Да, милое дитя моё, — сказал Грейд. — Рассказал, что мальчик жизнью пожертвовал для будущего мира… Я, признаться, впервые вижу тёмного вестника — быстро мир меняется — и мне тоже приноровиться к переменам тяжело. Но необходимо. Этого от вас от всех жизнь требует, а от меня — Вседержитель.

Ольгер его выслушал с таким видом, будто Грейд произносил проповедь.

— Ну что ж ты! — сказала я. — Время теряем.