Костёр и Саламандра. Книга третья - Максим Андреевич Далин

Ларс очень огорчился, шмыгнул носом и пожал плечами, как Гарвин:

— Ну прости, пожалуйста, Ричи, я сам не знаю почему, только почему-то я не понимаю.

— Ладно, хорошо, — сказал Ричард. — Тогда расскажите мне, братцы, что в этой леди такое уж страшное. Она ведь не вампир, да?

Ларс уверенно и отрицательно потряс головой. Гарвин уточнил:

— Это вы, мессир, вампир? Нет, тогда она — точно нет. Вы, прошу прощения, холодный, да только изнутри светитесь, а баба — она, значит, тёплая. Горячая даже. Зыркает — и в жар бросает от её этих гляделок. Но внутри она тёмная, чёрная даже.

— Ага, — сказал Ларс. — Горячая. Как… не знаю… не как демон, а как… ну как то место, куда демона звали. И грязная. Липкая. Но, ты понимаешь, Ричи, мы ж её не видели, ни я, ни Гарвин. Ни другие. Только чувствовали, как она смотрит прямо сквозь ночь. И как бы паутину такую, липкую… она её тянет-тянет — и бросит.

— А почему же вы решили, что она леди? — спросил Ричард. — Если не видели?

Ларс и Гарвин снова переглянулись, совершенно как равные.

— А потому что она баба, — выдал Гарвин. — Я уж не знаю насчёт леди. По-моему, никакая она не леди, а самая последняя девка. Похабно смотрит как-то. Но с чего я это взял — вы, мессир, хоть убейте меня ещё раз, я не понимаю.

Ричард почесал в затылке.

— Горячая… Слушай, Ларс, а она не некромантка часом? Мне Гелира рассказывала, был такой некромант, он умел через зеркало на ощупь искать… так, может, это горячее — Дар?

Ларс затряс головой:

— Ну что ты! Какая она некромантка! У некромантов Дар — как огонь, чистый. А у неё грязный, я ж говорю! И липкий! Знаешь, как жирная кастрюля в приюте — горячий и липкий. И она — наш враг!

— Ваш? — переспросил Ричард. — Прибережцев?

— Наш всехний! Не только прибережцев, а вообще всехний! — твёрдо сказал Ларс. — Но прибережцев — это уж точно! Это и есть разведка, Ричи. Важные сведения.

— Мы все её учуяли точно тогда, как прибережцы наступать начали, — сказал Гарвин. — И страшно же нам стало! Не знаю, как парнишке, а мне прямо показалось, что она в самое нутро мне смотрит. Будто сказать хочет: от начальства ты, хитрован, ушёл, и от жруна ушёл, а вот от меня не уйдёшь, я-то до тебя доберусь…

И передёрнулся, то ли от ужаса, то ли от омерзения, а Ларс понимаюше покивал и взял Ричарда за руку.

— Тебе, Ричи, надо с ней разобраться, — сказал он. — Потому что мессир Валор и леди Карла — далеко, а мессир Олгрен до неё, наверное, не достанет. Она издалека тянется, может, из самой перелесской столицы.

— Я разберусь, — пообещал Ричард. — А ты проводи своего друга на лоно Господне, чтоб никакая дрянь уже не смогла ему повредить.

И пока Ларс сердечно прощался с Гарвином, просил его передать привет боевым друзьям и сказать Господу, что Ларс его любит и что хорошо бы добрым людям маленечко помочь, Ричард мрачно думал, обхватив себя руками.

К расположению части, через линию фронта, Ричард пошёл провожать Ларса пешком.

— А как жаль, что нельзя вместе с тобой лететь! — весело болтал Ларс, заглядывая Ричарду в лицо. — Так интересно, как это видно всё внизу, когда летаешь… В лужу тоже ведь нельзя войти, да? Она же не зеркало, да? Мы только измазюкаемся, а за отражение не попадём, да?

Мне кажется, у Ричарда было тяжело на душе, но он всё равно улыбался невольно. У моего совёнка одна особенность была, яркая, не такая, как у всех некромантов: он мигом располагал к себе, стоило хоть самую малость с ним пообщаться.

— Ты не кричи в лесу, — говорил Ричард. — Голоса в ночи далеко разносятся, того и гляди на патрульных нарвёмся.

— И будет бой! — выдохнул Ларс восхищённо. — Я же могу, как Райнор! Ну и ты тоже: они ведь все принадлежат Случаю, да?

Ричард легонько щёлкнул его по носу:

— Не все. Кое-кто — и Промыслу. Но уж как я не хочу своих убивать… кабы ты знал… Ты ведь знаешь: одно дело — Зов, а другое — вот так… А Кодекс-то Сумеречный?

Ларс важно и понимающе кивнул: кажется, он решил, что справится и сам. Это удивительно, как рано мальчики учатся задаваться. Видимо, это у них какой-то природный инстинкт.

Дальше они шли молча — и лес вокруг меня очаровывал, он стоял серебряный в лунном свете, прекрасный, как гравюра в старой книге волшебных сказок, такая же живая стихия, как и моё море. Я поняла, что перелесцы должны бы его очень любить — не меньше, чем мы любим море, во всяком случае.

И патрули они миновали. Я думаю, и линию фронта бы отлично и осторожно перешли, но одно дело — живые, а другое…

Громадный седой филин, сложив крылья, упал с неба в папоротник и обернулся старым вампиром, холёным белокурым юношей в кружевах и бархате. Судя по костюму и по ореолу холодной силы, ему уже сравнялось лет двести — вряд ли больше, но и не меньше.

— Ты, деревенщина, — процедил он сквозь зубы. — Тебя ждёт Князь Эрнст, немедленно.

Ричард улыбнулся:

— Ой, а я сейчас не могу, я занят.

Блондин вышел из себя слишком быстро для порядочного вампира: похоже, у всех обращённых Эрнста было плоховато с нервами. Он показал клыки и зашипел, как кот:

— Кажется, ты не понимаешь, с кем говоришь!

— Не понимаю, — по-прежнему улыбаясь, сказал Ричард. — Где мне понимать. Я вот при дворе бывал, так там важные господа все любезные. Сперва здороваются, потом себя ещё назовут, а потом уж говорят о делах. И нет того, чтоб, как унтер на плацу, командовать, да ещё беситься и слюной брызгать.

Не знаю, что произвело на блондина впечатление — слова Ричарда, то, что он бывал при дворе, или блондин наконец его рассмотрел. Но что-то явно впечатлило.

— Я Мэльхар из дома Стонущей Чащи, — сказал он, сильно снизив тон. — Барон Чернолесский. Личный обращённый Князя.

— Чернолесье — места красивые, — кивнул Ричард. — Очень даже красивые места, особенно где озёра. Мы с вами, мессир барон, соседи: деревня-то, откуда я родом, тоже в Чернолесье. Но не ваша земля, королевская — как раз по берегу Тихого озера…

Мэльхара вся эта тирада, по-моему, оскорбила: деревенский парень так мило назвал его, аристократа, земляком — ну да, оставалось рыкнуть,