Граница дозволенного - Дмитрий Гартвиг
Кэт отлучилась по своим женским делам, пока мы с Эдвином занимались стоянкой и упряжью лошадей. Уже через несколько минут все вещи были разложены, а в чёрном походном котелке, висевшем над оранжевым пламенем, уже начинало побулькивать.
— Завтра уже будем в Карсилии, — повторил мои мысли маг, вальяжно усаживаясь возле мирно потрескивающего костра.
В этот раз обошлись без магического вмешательства. Эдвин весь прошедший день был бледен, хоть и держался молодцом, но я посчитал, что лишний раз напрягать его не стоит. Так что пришлось обходиться по старинке: матом, топором и огнивом.
— Сомнительно, — буркнул я, помешивая кашу длинной деревянной ложкой. Как бы мне не хотелось согласиться с ним, нужно всегда трезво оценивать обстановку. И отсекать ложный оптимизм. — Лирранская пограничная стража работает ничуть не лучше своих коллег в других странах. Волокита, бюрократия, проверки, взятки, весь набор. А на границе с Карсилией примешивается ещё и жесточайший шмон под надзором стоящего в отдалении соглядатая местной тайной службы. Он, гнида эдакая, сделает вид, будто ни при чём. Будто он просто неравнодушный гражданин, а возможно, и вовсе понятой. Но не отцепится пока с вас не снимут последнее белье. Так что о Карсилии завтра останется только мечтать. Всё, что нам светит — это приграничная корчма.
Эдвин хохотнул в ответ.
— Не думаю, что картина настолько печальная. Впрочем, я не бывал в Лирране со времён войны…
— И это тоже может сыграть против нас. Молитесь Создателю, чтобы никто из шпиков не запомнил вас в лицо с тех лет.
— Это вряд ли. На Чёрной переправе я стоял в тылу, как и все маги.
— И тем не менее. Выбирая между несуществующим Диким Гоном на старом тракте и застенками Псов Революции, я бы ни секунды не сомневался.
— Несуществующим? — с улыбкой переспросил меня Эдвин.
За моей спиной раздались тихие и аккуратные шаги. Кэт вернулся как раз вовремя, вода только-только успела закипеть.
— Несуществующим, — убеждённым кивком головы подтвердил я.
И тут же над плечом у меня что-то тонко, по-девичьи ойкнуло.
— Не хочу вас оскорблять, мастер Летт, — надламывающимся голоском выдавила из себя Кэт, — но что тогда это?
Я вскинул голову. Её указательный палец, вытянутый в сторону леса, как и вся остальная рука, дрожа, ходил из стороны в сторону. Губы побелели как мел, а на лбу выступила испарина. Отчетливо проступили вены на висках, да и в целом она напоминала не молодую девушку, а вставшую из гроба покойницу, что перед смертью наглоталась ядовитых грибов, не желая выходить за нелюбимого.
Я медленно перевёл взгляд в то направление, куда указывала Кэт. Эдвин, заметив состояние ученицы, тоже покосился через плечо.
И как только я разглядел то, на что пыталась указать мне магичка, я едва не сравнялся с ней в белизне кожи.
То, что я сперва принял за большой сугроб снега, мелькнувший среди тёмных силуэтов деревьев, оказалось совсем не сугробом. Мелькавшая меж стволов фигура вообще ничего общего не имела с природой.
— Твою мать… — то ли выплюнул, то ли процедил я, хватаясь за меч.
Это был призрак. Женский призрак давным-давно погибшей женщины, что бродил средь елей, прижимая к лицу тонкие, обтянутые коричневой от времени и тонкой, словно пергамент, кожей. На миг мне показалось, что это сорда, однако я быстро понял, что ошибся. Для сорды призрак был слишком мал по размеру, да и над землёй он не плыл, а именно что перебирал ногами, не спотыкаясь ни о коренья, ни проваливаясь в мелкие лесные овражки.
— Плакальщица, — шумно выдохнув, произнёс я и убрал руку от ножен. — Всего лишь плакальщица.
И в самом деле, спустя мгновения ветер донёс до нас тихие, похожие на плач стоны. Призрак подвывал, царапал несуществующее и давно истлевшее горло комком слёз, заставляя каждого из нас вздрагивать каждый раз, когда её плечи сотрясал очередной приступ плача.
На самом деле, ничего страшного в самом появлении плакальщицы не было. Первоначальный шок, вызванный разбередившими душу вопросами Эдвина быстро прошёл, и я даже позволил себе улыбнуться, глядя на мраморное лицо Кэт. Идиот проклятый, матёрый арканолог, а испугался какого-то малефикара-квадрус. Главное, чтобы в Ордене не узнали, а то засмеют. Чего дрожал-то, ты же сам этих плакальщиц в Альбии стадами по кладбищам гонял, когда бароны взбунтовались против короля. Да и после любой войны их по полям да лесам пруд пруди. Ничего, кроме мрачных подвываний в ночной тиши они сделать не в состоянии.
Об этом я и рассказал в двух словах своим спутникам. Те недоверчиво косились на меня, продолжали вздрагивать от призрачных звуков, но, кажется, успокоились.
Только Эдвин саркастично произнёс:
— А ведь легенда начиналась точно также…
— В любой легенде есть доля истины, — менторским тоном оборвал его я. — Потому что плакальщицы — суть проекции неупокоенных душ невинно убиенных женщин, которых во время любой войны предостаточно. И говорить о том, что плакальщица свидетельствует о появле…
Я не успел окончить мысль.
Потому что меня насквозь, словно удар стилетом, прошиб озноб. Холодный мелкий пот выступил вдоль всего хребта, мгновенно промочив тонкий кафтан, который я поддел под куртку.
Потому что над макушками елей пронёсся низкий и протяжный гул.
Гул рога, призывавшего на охоту.
Глава 11
Время словно застыло.
Оно растянулось длинной каплей, застывшей на кончике весенней сосули. Тянулось медленно, неторопливо, словно только взбитое масло, перетекавшее из одного кувшина в другой. Мир, и без того тёмный и мрачный, казалось, потерял все краски. Он словно стал частью гравюры из детской книжки, слился с сиволапой легендой, которой недалёкие деревенские бабы испуганным шёпотом пересказывали друг другу и которой пугали детей. Секунды растягивались во времена года, дробились на части, и я видел, как широко, миллиметр за миллиметром распахиваются от ужаса глаза моих спутников. Как собираются складки на лбу Эдвина, и как медленно, словно в кошмарном вязком сне, прикладывает Кэт ладонь к губам, готовясь огласить всю округу испуганным женским визгом.
А потом капля разделилась. Лопнула с хрустальным звоном и с бешенной скоростью помчалась к земле. И с её булькающим ударом об улицу неведомого мне города, я пришёл в себя.
Свет костра ударил по моим глазам с хлёстким щёлканьем кнута. Но я, не замечая непроизвольно хлынувших слёз, заорал не
