Граница дозволенного - Дмитрий Гартвиг

Дмитрий Гартвиг

Граница дозволенного

Глава 1

«…Они, крыла сложив, бежали.

И, собрав чёрных ангелов своих, молвил Баалтул:

Смерть всем, пощады нет!»

Богопись или Священное Писание. Завет Меча.

Бшн 14, 27

«Ваше преосвященство должно также знать, что вышеупомянутые порождения тьмы творили в окрестностях несчастного города. Причиной их появления консилиум, собранный на месте, определил уличение Sanctum Officium обоих персон Грайвс в преступлениях против Церкви и Создателя, чернокнижестве и кровосмешении. Оное уличение являло собой результат расследования, проведённого после мученической смерти монахини-аббатисы Виктории от рук, как удалось определить, данных особ. Как вашему преосвященству безусловно известно, местная collegium sanctum не обладала достаточными познаниями в сфере тёмного колдовства и запрещённых магических наук, вследствие чего не были предприняты необходимые на то меры предосторожности в отношении assecula malefictum Грайвса.

Результатом сей прискорбной неосмотрительности являлось появление maleficarus- secundus, ознаменовавшего собой череду массовых убийств и богопротивных ритуалов, проводимых под предводительством воскресшего Грайвса. Используя собственные еретические силы, он сумел подчинить себе души своих же несчастных жертв, обратив честных и богобоязненных людей в орудия Армии. Их animarum оказались заточены в металл инфернальных доспехов, а всякая воля была подчинена дьявольским помыслам кацера…»

«Приложения к делу Гензеля и Гретель Грайвс: письма, записки, распоряжения» за авторством брата-инквизитора Ульмана.

— Зараза! Кровь. Кэт, засранка, ты когда-нибудь научишься правильно накладывать повязки?! Немедленно подключай третий поток. Подключай и вливай его в мой второй.

— Но мастер… Сила…

— В слове «немедленно» тебе что непонятно? Не смей трогать четвёртый поток, идиотка! У него кишки наружу, он сейчас напополам от этого треснет! Вливай, вливай тебе сказано!..

Они ещё долго так пререкались. Два голоса. Один — постарше, умудрённый и по-отечески грубый. Мужской. Второй — так, шпана. Писклявый, девичий. Бегает вокруг учителя, которым гордится и которого боится примерно поровну. И в рот ему заглядывает. Знаем таких.

Я было даже хотел открыть глаза и посмотреть на своих спасителей (в том, что это были именно они, я нисколько не сомневался), но реальность несколько скорректировала мои действия. Вместо слегка приоткрытых век и благодарного взгляда на лекарей, я неожиданно принялся хватать ртом воздух и биться в конвульсиях.

В своё оправдание скажу, что причины на это у меня были. Например, чья-то рука, копошащаяся в моих внутренностях. И адская боль, пронзавшая всё тело сотней кинжальных ударов.

Настолько хреново мне не было ещё никогда.

Я бился в истерике, выл сквозь зубы, стучал ногами. Даже умудрился заехать кому-то из этой парочки по лицу. Судя по испуганному ойканью — как раз девушке. А всё это время чья-то рука продолжала ковыряться в моей требухе. Перед глазами, которые я всё-таки смог открыть, проносились невнятные мутные круги, по краям чернело, а поперёк горла стоял тугой и до одури солёный ком.

Кровь.

— Кэтрин, твою мать. Ты так и собралась сидеть на полу? Иди сюда и вливай третий поток. Он сейчас кровью истечёт!

— Мастер, он мне нос сломал!..

— Ничего он тебе не сломал. Бегом сюда, кому говорю. Живо, придурошная…

Последние слова я едва смог расслышать. Голоса доносились до меня приглушёнными, словно из другого измерения, времени и эпохи. Боль неожиданно отступила, а на её место пришло сонливое спокойствие, накрывшее меня тяжёлым и тёплым одеялом.

Перед тем, как снова отключиться, я успел подумать о том, что мои спасители так и не вынули руку из дыры в животе.

Глава 2

Громко хлопнула деревянная ставня. Отозвалась волной боли, поднявшейся из желудка. Сквозь пелену на ушах я расслышал чьи-то тихие шаги и такое же ненавязчивое покашливание. Скрипнул стул, тяжело вздохнув своими деревянными ногами.

А потом я проснулся.

Умирать неприятно. Очень. Это больно, страшно и мерзко. Кто хоть раз видел поле боя или хотя бы выпотрошенный труп — прекрасно меня поймут. Но ещё хуже, когда после смерти ты видишь собой не кущи Эдемского сада и даже не тёмные скалы Инферно, а всего лишь деревянный потолок. Такой заурядный, даже не очень ровно сложенный. Тысячи и тысячи таких же потолков есть в домах по всему обитаемому свету. И вот он — перед тобой. Точно также, как и при земной жизни.

Немного обидно, на самом деле. Как там в Суртуле говорится? От трудов праведных не наживёшь палат каменных? Вот то-то и оно. За все подвиги, за все твои жизненные достижения, за всех сорд и дураков-бургомистров — вот этот самый потолок.

Разочаровывает.

Как это не странно, провалов в памяти не было. Как не было и лёгкого недоумения, которое обычно бывает с перепоя или с большой драки, мол, кто я, что я. Нет, я прекрасно осознавал и самого себя, и окружающую вокруг обстановку. И чётко мог вспомнить последние отложившиеся в памяти события, даже слишком чётко, на мой взгляд. Сорда, лесная поляна, пентаграмма, вспыхнувшая адским фиолетовым пламенем.

Я прекрасно осознавал себя. Единственное, чего мне не доставало для чёткой картины происходящего — так это ответа на простой вопрос:

Где я, и как я сюда попал?

Приподнявшись на локтях, я почувствовал, как от низа живота исходит судорога. Боль тут же перекрутила кишки, отозвалась колокольным звоном в голове, от которого мир, едва вставший на место, тут же поплыл и закружился. Я резко повернулся вниз, чувствуя, как ко рту подкатывает кислый вал тошноты.

— Так, молодой человек, — услышал я чей-то суховатый голос, едва закончил блевать. — Спокойнее, спокойнее…

Я почувствовал, как чья-то ладонь аккуратно постучала меня по спине. Тонкая ниточка мерзкой слюны тянулась от моей губы до лужицы рвоты на полу, из носа текли сопли, а в глазах стояли слёзы. Это не считая того, что адски хотелось пить.

В этот момент грубоватая ткань носового платка показалась манной небесной.

— Вот так, так, правильно, — продолжил голос, укладывая меня обратно в постель. — На меня смотрим, на меня. Успокаиваемся. Воды дать?

Едва справившись с новым приступом головокружения, я через силу кивнул. Мир всё ещё плыл перед глазами, и я никак не мог сфокусировать взгляд на моём собеседнике. Пульсирующие белые пятна застилали взор, как будто я смотрел на ярко раскрашенный атлас звёздного неба, а не на комнату перед собой.

Через пару секунд подобной пытки, я почувствовал, как край деревянной чашки упирается мне в губы. Открыв рот, я начал с жадностью глотать прохладную воду.

Постепенно головокружение отступало. Я уже мог собраться