Лабиринт кривых отражений - Светлана Алексеевна Кузнецова
Затрясло сильнее. Ровную мостовую сменила брусчатка, местами лишившаяся камней. По всему выходило, Кай миновал центральный район и скоро достигнет окраины. Хорошо бы еще понять, где именно он окажется. В следующий миг карета внеслась в узкую улочку, по которой мог бы проехать только один экипаж. Преследователи отстали, но Кай не рискнул бы спрыгнуть: влететь на такой скорости в стену, фонарный столб, украшавшую фасад статую или ствол дерева он точно не желал.
Такие узкие улочки-тоннели являлись отличительной особенностью окраин. Дома здесь стояли настолько плотно, что срослись стенами и крышами, а вверху — балконами. Городские власти еще в прошлом столетии установили порядок перемещения по ним: если одна улочка-тунель вела к центру, то соседние — к окраине. Однако мысль в правильном ли направлении движения следует карета Кай выкинул почти сразу. Какая разница? Вряд ли в это время кого-то занесет сюда.
Пронесшаяся в опасной близости вывеска «Пышки ради куража», наконец-то позволила сориентироваться. Улочка находилась в противоположной от гостиницы части города. Кай это местечко и запомнил-то лишь потому, что Корва все уши коллегам о нем прожужжала и всякий раз тащила их именно в эту кофейню. Выпечка здесь действительно была вкусной.
«То ли извозчик заплутал, заснув. Такая вероятность, все-таки существовала, — подумал Кай. — То ли он находился-таки в сговоре с теми, кто решил схватить меня или убить. Хотя… скорее первое. Если бы требовалось именно убийство, расстреляли магическими шарами — и дело с концом».
Так или иначе, а вскоре улочка должна была влиться в окраинную окружную.
«Вряд ли пара справится с резким поворотом, — со спокойствием, изрядно удивившим его самого, подумал Кай. — Карета перевернется, это уж к предсказателю не ходи. Тем более, эти предсказатели вечно лгут: судьбы не существует. Зато пустырь есть».
Пустырь тянулся по внешней стороне окружной. Город рассчитывал еще подрасти, но пока овраги и холмы с редкими рощицами властвовали всецело. Спрятаться там было всяко проще, чем в лабиринтах улиц чужого города. Кроме этого, у Кая оставался шанс все же докричаться до своей силы, а возможно и напасть на преследователей самому.
Размышляя над тем, как бы так выпрыгнуть, чтобы не попасться на глаза ублюдкам, Кай и вынесся на свободу под ночным небом, оставив позади каменную «кишку».
Глава 5
Карета резко накренилась и завалилась на бок. Лошади протащили ее с десяток шагов и встали, тяжело дыша и роняя под ноги пену. Командир отряда выцелил взглядом одного из бойцов — кого не жаль было и потерять в случае чего — сделал знак проверить. По идее, некромант должен быть дезориентирован, только кто ж знает этих некромантов?..
Боец двинулся к карете, даже не пригнувшись: всегда был излишне самоуверен. Оружие тоже вынимать не стал, прежде чем заглянуть внутрь обернулся. Странно, что рукой не помахал.
Командир зашипел сквозь зубы: этот кретин выдал его местонахождение!
В следующий миг боец отпрянул от кареты и, рухнув навзничь, принялся кататься по дороге, истошно вопя. Это было последним, что увидел командир, поскольку и его ослепило белой вспышкой, резанувшей не только по глазам, но, казалось, по всему телу. Заорали другие бойцы, значит, удар был нанесен не точечно, а по площади в несколько шагов. Странно, что еще не проснулись обитатели ближайших домов и не вызвали ночную стражу. Впрочем, может и вызвали: в общем крике, ругани и хрипах не вышло бы расслышать звон колокольчиков приближавшихся охранных экипажей.
Сколько продолжалось насланное безумие, командир не мог бы ответить. Вряд ли долго, поскольку, когда он, мокрый от пота и слез, обмочивший штаны, кое-как пришел в себя, ночные стражи по-прежнему отсутствовали.
С трудом разлепив веки, командир огляделся. Бойцы — все десять — валялись то там, то здесь в разнообразных позах, не особенно приличествующих моменту и благородному делу наемничества. Пусть кто-то при упоминании рядом наемничества и благородства кривил нос, командир был уверен, что все профессии, связанные с оружием, стоят выше пошлого мещанского ремесленничества или услужливости, всяко мужественнее искусства и чище политики.
К слову, поморщиться очень даже хотелось: кто-то не сдержал содержимое желудка.
— Вот же… паскуда, — к командиру подполз Энтраг: старый, проверенный не единожды боец. Радовало, что оправился он раньше прочих. Хотя… чему тут радоваться?.. — Чем это он нас приложил?
— «Последним доводом», — командир приподнялся на четвереньки, сплюнул отвратительную вязкую слюну с металлическим привкусом, порадовался, что не откусил себе язык, и встал на подгибающиеся ноги. — Сильное заклятие, позволяющее «поставить под седло» любую мелкую нечисть или даже просто темные эманации в радиусе до пяти сотен шагов. А тут… — командир махнул рукой в сторону чахлой рощицы, занявшей дно оврага, — давно, но продолжительное время закапывала покойничков банда Керста Кровавого. Самого Керста, к слову, тоже здесь прикопали с парой заступившихся за него подельников. Прикинь, сколько там всякого потустороннего злобного дерьма. И всю ее некромантская падаль спустил на нас!
— Странно, что все ума не лишились, — процедил Энтраг, тихо выругавшись.
— Радует лишь то, что ублюдку и самому несладко пришлось, — командир пошарил по поясу. С флягой, к счастью, ничего плохого не случилось, а крепкое пойло, изготовленное по секретному рецепту аж на пяти травах, не превратилось в кошачью мочу. После десятого глотка в голове прояснилось, в виски перестали бухать невидимые молоты. Командир довольно крякнул и протянул флягу Энтрагу. — «Последний довод» бьет по всем живым, включая и самих некромантов, а сбежать мы этой паскуде не дали.
— Да я его сейчас голыми руками на куски рвать буду! — прорычал Энтраг, тоже не преминул приложиться к пойлу, и нашел силы подняться, а затем поковылял к карете с такой прытью, какой командир от него не ожидал.
— Не убивать! — рявкнул он бойцу в спину. И подумал, что покуражиться за все доставленные неудобства лишним не будет.
Однако в карете некроманта не нашлось, и куда, а главное, когда он успел выпрыгнуть, понять пока не выходило. Энтраг рухнул на колени и молотил кулачищами по дороге. Останься на его голове волосы, наверное, рвал бы со злости. Первый, подошедший к карете боец, лежал на боку, безумно улыбаясь, пускал слюни и сопли, то начиная скулить, то напевать похабную песенку о распутной Жо-жо-фе, любящей всех без разбору. Командиру он никогда не нравился,
