Вера Камша - Довод Королей

– Чем тебе может грозить Жоффруа? Он пьет, как три лошади, на него никто и аура не поставит! Ларрэн нас позорит, но он неопасен. Или все-таки опасен? Ты что-то скрываешь, а он это узнал?

– Да что мог узнать этот боров?! Но я не желаю идти у него на поводу! Собирать Генеральные Штаты из-за пьяного ничтожества!

– Нет, из-за брата короля, обвиненного королем в государственной измене. Ты даже имена сыновьям подбирал, чтоб защитить их от предательства, так подумай, какой пример им подаешь. Казнь без суда и следствия – это убийство! Что будет, если...

– Вы скоро? – Золотистая головка просунулась в приоткрывшуюся дверь. – Меня скоро спать заставят. А я хочу поговорить с дядей Александром.

– Дядя Сандер уже идет. – Король улыбался, но его глаза были жесткими и острыми, как алмаз. – В самом деле, Александр, не мучай ребенка, расскажи ему о своих фронтерских похождениях. Мы все уже обсудили. Жоффруа предстанет перед Генеральными Штатами послезавтра.

Эстель Оскора

На этот раз все произошло ночью. Роскошной весенней ночью, наполненной ароматами цветущей сирени и соловьиного клекота. Мы с Эрасти сидели у его любимого озера и молчали каждый о своем. Не знаю, о чем думал Проклятый, но я напрочь забыла и о нависшей над Арцией угрозе, и о том, что мы пленники давным-давно покинувшей этот мир богини. В эту ночь я просто жила, ни о чем не думая и не вспоминая. Жила бездумно и радостно, как цветущая сирень. Даже память о Рене перестала меня мучить, наполнив душу вместо боли предощущением счастья. Я знала, что мы встретимся, пусть и не скоро; встретимся и будем вместе до конца времен. Бывают мгновения, когда сами мысли о смерти, грязи, страданиях становятся неуместными... Разумеется, тут это и случилось. Я почувствовала острую колющую боль в руке и, не сразу поняв, в чем дело, уставилась на полыхающее кольцо. Внутри обычно черного кристалла бушевала огненная буря. Вихри багрового пламени свивались в спирали, сжимались в точку и вновь распускались, как лепестки какого-то жуткого цветка, затем пламя исчезало в клубах дыма и вновь вырывалось на свободу.

Не знаю, как так получилось, но, глядя в камень размером в половину мизинца, я ощущала себя не то на костре, не то в жерле вулкана.

Очнулась я, потому что Эрасти прижимал меня к себе. Мы молчали, не в силах оторвать взгляда от кольца Предательства, потом Проклятый взял меня за руку, снял и не думавший гаснуть перстень и положил на плоский камень, с которого днем имел обыкновение кормить пестрых хохлатых уток, водившихся здесь в изобилии. В темноте кольцо Анхеля казалось глазом какого-то огненного чудовища, выползшего из бреда свихнувшегося сказочника.

– Вот и все, – тихо сказал Проклятый, – окончены сроки, сейчас все понесется, наше ожидание подошло к концу. Интересно, как нас встретит Арция...

– Вряд ли ей будет до нас. Но почему оно не гаснет?

Кольцо полыхало по-прежнему. Я не видела, что с ним было, когда Анхель предал Эрасти, или когда первый из Лумэнов поднял руку на племянника-короля, но позавчера камень погас так же быстро, как и вспыхнул. Если бы я не носила его на руке, а оставила бы где-нибудь, мы бы и не узнали, что к последнему греху сделан еще один шаг. Неужели кольцо Предательства останется таким? Наверное, я произнесла это вслух, потому что Эрасти тихо ответил:

– Думаю, пока оно горит, последний грех еще не совершен.

Я с трудом отвела взгляд от пламенеющего ока и уставилась в темную воду, на поверхности которой плясали и качались невиданные в Арции звезды. Последний грех, каким он будет? Чудовищным, способным потрясти воображение целых народов, или же незначительным проступком? Кто его совершит, когда, почему? И какими были два последних греха, которых непонятные нам высшие силы сочли достойными того, чтобы превратить их в вестников надвигающегося конца света. Почему из множества подлостей и предательств были избраны эти? А то, что сотворили Анхель Светлый и Жан Лумэн... Им нет прощения, но подобное случалось и раньше, и позже. Та же Циала... Содеянное ею не менее, если не более мерзко, да и во время Войны Оленя я встречалась со страшными вещами. Почему именно эти? Быть может, знай я все четыре, я бы и догадалась, сумела понять, каким будет тот, самый последний. Но я знала лишь о двух...

2888 год от В.И.

29-й день месяца Волка.

Арция. Мунт

Герцог Эстре с ненавистью оправил на себе ни в чем не повинный алый плащ с белыми нарциссами. Как же он ненавидел яркие тряпки, приковывающие внимание к их владельцу. Александр еще ребенком научился не показывать, как ему тяжело переносить чужое любопытство, насмешку и даже сочувствие, но легче от этого не становилось. Насколько лучше он чувствовал себя верхом в привычных доспехах и черном кожаном плаще. На коне да еще с оружием в руках он почти не отличался от прочих рыцарей, но сегодняшняя процедура требовала, чтобы герцог Эстре был одет, как Волинг. Разумеется, Элеонора и ее семейка не преминут тонко подчеркнуть его уродство, хотя делают это Вилльо скорее по привычке, ибо, по собственному признанию королевы, у брата ее мужа вместо кожи вторые доспехи.

Если бы Ее Величество догадывалась, какую боль ему причиняют насмешки, она бы утроила натиск, а так дело ограничится парой тончайших шуток и намеков и казарменными остротами Аганна и Реви. Куда хуже выносить виноватый взгляд Даро. Совесть продолжает мучить сестру Рито, который так и не простил ей измены. Все старания Александра примирить брата и сестру кончались провалом.

Он-то ее не осуждал, девочка и так любила его дольше, чем это было возможно, и, похоже, искренне страдает, что причинила ему боль. Конечно, причинила, но ведь до этого были три года счастья, на которое он и не надеялся, а многие ли здоровые и красивые люди могут сказать про себя: да, я был счастлив целых три года? Он был, и благодарность не позволила ему возненавидеть чернокудрую мирийку. Святой Эрасти свидетель, он продолжал любить ее, к тому же у него остались Шарло и Катрин. Хвала Великим Братьям, сын удался в него, а дочь – в Марту, так что никто и никогда не узнает тайну графини Бэррот. Он сам слышал, как Элла, которая, что ни говори, была на двадцать лет старше Даро, но не так давно подарила мужу очередного младенца, лицемерно сетовала, что жена Артура могла бы и забеременеть.

Что ж, видимо, некоторые таланты прекрасного рыцаря уступали его внешности. Александр понимал, что лично его такие мысли не украшают, но несостоятельность мужа Даро грела ему душу куда сильнее, чем он хотел. Сандер Тагэре любил Артура, хоть и с долей иронии, но ему было бы легче, если бы Дариоло предпочла кого-то поумнее. Но красота для женщин, видимо, важнее всего, как бы они ни уверяли других и себя в обратном. Как бы то ни было, он не хотел представать перед Даро в виде разряженной обезьяны, но выборные не поймут, если принц крови явится на заседание Генеральных Штатов в повседневной одежде, а значит, придется терпеть.