Вера Камша - Довод Королей

– Вы намерены способствовать казни брата?

– Я намерен узнать правду, какой бы она ни была. И я не хочу, чтобы снова лилась кровь, тем более без суда и на плахе. Я иду прямо сейчас.

– Вы уверены, что Его Величество даст ответ?

– Иногда отсутствие ответа его заменяет.

Александр поклонился и вышел, Эстела устало вздохнула и откинулась на спинку кресла. Теперь остается лишь ждать. Разговор оказался и легче, и труднее, чем она думала. Легче, потому что Александр не стал уходить от ответственности и вспоминать старое. Труднее, потому что она окончательно убедилась: они с сыном – чужие люди, связанные лишь этикетом и возникшим неприятным делом. Нет, Эстела Тагэре не закрывала глаза на недостатки своих старших детей, она знала, как жесток и вместе с тем малодушен может быть Филипп. Марта была скрытной и гордой, Лаура взбалмошной и не всегда правдивой, а про Жоффруа не приходится и говорить, к тому же в последнее время он слишком много пил. Но при всем при том они были ее детьми, а Александр, про которого никто не мог сказать ни единого дурного слова, оставался чужим. По крайней мере, для нее. И это было взаимным. Миранда Мальвани или вдова Рауля герцогу Эстре ближе родной матери, и ничего с этим поделать Эстела то ли не могла, то ли не хотела. Она и обратилась-то к нему не как к сыну, а как к брату короля.

Святая Циала! До чего она дожила. Просит младшего сына вступиться за среднего перед старшим. Но другого выхода нет, она была у барона Обена, который все еще остается самым дошлым интриганом Арции. Старик сказал, что если Филиппа не остановит Александр, его не остановит никто...

Что ж, она сделала все, что могла, и только сейчас поняла, как устала. С той самой ночи, как ей приснился оказавшийся пророческим сон, она не жила. Эстела до сих пор не поняла, как могло случиться, что она, всю жизнь смеявшаяся над суеверной Марион, поверила тому, что на первый взгляд казалось сущим бредом.

Все началось холодной осенней ночью. Она поднялась к себе рано, долго стояла у окна, глядя на залитые лунным светом убранные поля. Когда-то она смотрела на них вместе с Шарлем, потом он оставил ее на растерзание оскорбленной любви и бесконечным северным зимам. Она сама не понимала, почему, не любя Тагэре, упрямо живет здесь, хотя к услугам матери Его Величества любой замок в любой части Арции. И при этом ей отнюдь не требовалось любоваться на Эллу и ее мерзких родичей, она была бы сама себе хозяйка.

Могла она вернуться и в родной дом, благо Делия оттуда убралась по собственной воле, но Эстела оставалась рядом с могилами мужа и сына, хотя ходила к ним не так уж и часто. Ее пугала гнетущая тишина нижнего иглеция и холодная отстраненность гранитных надгробий. Она не чувствовала присутствия Эдмона и Шарло, да, пожалуй, и не хотела чувствовать. Ощущение своей правоты и непорочности давно исчезло, осталась лишь пустота. Даже дела Филиппа и те казались суетой, никому не нужной и жалкой. Если бы не страх и ненависть, которые Эстела испытывала к циалианкам, она бы ушла в обитель, но для Тагэре, урожденной ре Фло, принять постриг было столь же невозможно, как украсть или изменить супружескому долгу.

Годы долго щадили вдовствующую герцогиню, ее старые платья по-прежнему были ей впору, в густых темно-каштановых косах не было седины, кожа оставалась гладкой, а зубы белыми. Захоти она найти себе мужа, она бы сделала это без труда, и не только потому, что была матерью короля, но и потому, что славилась красотой и добродетелью. Но и этого ей не хотелось.

В ту ночь Эстела Тагэре смотрела в окно особенно долго, потом легла, оставив лишь одну свечу у изголовья постели. Где-то в углу скреблась мышь, раз в четверть оры отбивал замковый колокол, иногда потрескивали половицы. А затем раздался сильный и уверенный стук в дверь. Эстела, уже начавшая погружаться в добродетельный сон, не поверила своим ушам. Так, вернее, почти так стучал только один человек. Шарль Тагэре. Женщина была готова поверить, что ей все приснилось, но стук повторился. Больше сомнений не было, она встала, торопливо накинув отороченное куницей домашнее платье, зажгла еще три свечи и отперла дверь.

Человека, стоящего на пороге, она никогда не видела. Среднего роста, седой, с правильным бледным лицом, на котором выделялись огромные голубые глаза, он был одет в темное платье, а на плечах у него лежала цепь с ярко-зелеными камнями.

– Простите за ночной визит, сигнора, – незнакомец говорил, как говорят лишь повелители, – но я принес срочное и весьма неприятное известие.

– Кто вы, сударь?

– Я арциец, и этого достаточно. – И она поняла, что этого и впрямь достаточно.

– Я слушаю.

– Лучше будет, если вы сядете.

Она послушно села, не отрывая взгляда от удивительных голубых глаз.

– Сигнора, герцог Ларрэн взят под стражу по приказу короля и заключен в Речном Замке. Ему грозит смерть.

– Этого не может быть!

– Это так, сударыня. Вы должны ехать в Мунт и попытаться остановить вашего сына. Нельзя, чтобы Тагэре проливали кровь друг друга.

Потом странный гость поклонился и ушел, вернее, исчез, потому что никто из воинов и слуг не видел, как и откуда он появился. Он не мог оказаться среди ночи у спальни госпожи, но он оказался. Именно поэтому Эстела и решила, что она просто задремала в кресле у камина! И вместе с тем герцогиня была уверена, что все так и есть, и один ее сын задумал убить другого. Утром сигнора Тагэре выехала в Мунт и на полдороге столкнулась с гонцом. Письмо Марион лишь подтверждало то, что она уже знала. Жоффруа в Речном Замке, и к нему не допускают никого, кроме доверенных слуг короля, по утверждению которого, пленник не желает никого видеть.

Будь жив Евгений, он бы заставил Филиппа пропустить к герцогу Ларрэну священника, которому можно доверять. Но новый кардинал слишком дорожит благорасположением Их Величеств.

Эстела пыталась говорить с сыном, но Филипп был непреклонен, и тогда она вызвала Александра...

2888 год от В.И.

27-й день месяца Волка.

Арция. Мунт

Сначала Филипп обрадовался, но когда узнал причину появления младшего брата в Мунте, его лицо потемнело, и Сандер понял, что бури не избежать. После оргондской размолвки оба старались обходить острые углы, но сейчас это было невозможно.

– На твоем месте, – сдержанно заметил король, – я бы проведал старика Обена (он, говорят, выдумал новую подливу), немного погрелся и вернулся в Эстре. Жаклин не стоит оставлять одну, тем более в ее положении. Мать не должна была впутывать тебя в это дело...

– Я в него впутан с рождения, Филипп, я – сын Шарля Тагэре, так же как и ты, и Жоффруа. Я не могу оставаться в стороне.