Граница дозволенного - Дмитрий Гартвиг
— Что правда? — вновь замирающим голосом спросила Кэт. — Учитель, ну говорите же вы, не тяните!
Девочка не на шутку увлеклась. Даже вцепилась магу в плечо, качая его туда-сюда. Но Эдвин лишь беззлобно отмахнулся, протягивая руку над костром. Я с готовностью протянул бутылку и подождал, пока маг сделает глоток. Таких подробностей о прошедшей войне я действительно не знал.
— А ты не догадываешься? — с улыбкой взглянул маг на девушку. — Война войной, а любовь по расписанию. Древнейшая из мудростей человечества, которую претворяет в жизнь и благородный рыцарь, прижимающий платок любимой к груди, и наёмник-насильник в захваченной деревне. Пусть и… в несколько извращённой форме. Но, к-хм, мы отвлеклись. Конечно, несмотря на войну, Гарвель и Бетка продолжали встречаться. Тайком, безусловно. Он всё-таки был командиром не абы кого, а дворянского ополчения на западе Лирраны. По сути, самым влиятельным лидером роялистов. Некоторые горячие головы даже пророчили ему корону. А она… она всё ещё оставалась дочкой кузнеца. Простой девчушкой, представительницей «трудового народа, из которого богатеи да попы все жилы сосут». Если бы свои узнали, тут же бы вздёрнули. Да они и узнали. Кто-то проследил за Беткой, ставшей уж слишком часто отлучаться из города. Проследил, вспомнил слухи, ходившие в Остолье, сложил дважды два…
— И однажды она не дошла. Как потом бахвалились по тавернам славные солдаты революции — багорами на части девку драли. Прямо здесь, на тракте. А что с ней ещё делать, потаскухой, подстилкой дворянской? — последние слова Эдвин выплюнул с шипящей ненавистью. Не по отношению к девушке, само собой. — Отрубленную голову, измазанной высохшей до черноты крови забросили прямо в лагерь ополчению. Как говорят, прямиком к шатру Гарвеля подкатилась.
Я заметил, с какой силой Кэт закусила губу. И как до мертвенной белизны сжались её маленькие кулачки.
— Душегубы, — прошептала она. — Самые настоящие душегубы. Хуже Милитантов…
Э, девочка, ты погоди. Это просто люди. Всего лишь люди. Милитантов ты ещё не видала. Как и демонов вообще.
И не дай Создатель увидеть.
— Конечно, Гарвель не стерпел. Как говорили немногочисленные выжившие после, он едва не обезумел от горя. Собрал всех, кого мог, в единый кулак, бросил обоз, бросил лагерь. Бросил вообще всё, что только мог. И рванулся по старому тракту, желая придать Остолье огню и мечу.
— Не вышло? — поинтересовался я.
— Не вышло, — подытожил Эдвин. — Он даже до города не добрался. Бунтовщики прекрасно знали, что делают. Они пошли на провокацию, чернейшую из возможны, и не прогадали. Устроили засаду прямо посреди пути, чтобы назад никто не успел прорваться. Подрубили брёвна, рассредоточили отряд. А когда ополчение добралось до нужного места — захлопнули ловушку. Всех положили. Выжить сумели лишь те, кто в самом хвосте скакал, успели отвернуть. А Гарвель… я уверен, что он дрался до конца. Ярость придаёт сил, но этот бой ему было не выиграть. Дальше мятежники собрали, кого могли, взяли без боя лагерь и устремились в брешь в обороне, едва не окружив всех папских пикинёров. Те встали насмерть в Журавлиных болотах, выигрывая остальным время, а мы откатились за Лейну. Откатились и встали насмерть. На Чёрной переправе. Остальное, я думаю, вам известно.
Маг печально улыбнулся. Но меня этой улыбочкой было не подкупить.
— Это всё прекрасно, — произнёс я, не обращая внимания на тихое женское сопение носом. — Только самого главного-то вы не сказали.
— Верно, не сказал, — согласился Эдвин. — Да дальше уже ваша работа на самом деле, мастер Летт. Говорят, что с тех пор на старом тракте бродит меж деревьев женский призрак в белом платье, прикладывая невесомые руки к лицу, и заходится в безутешных рыданиях. А в ответ на её рыдания мчится по дороге кавалькада рыцарей в чёрных, обгоревших доспехах. Командир их несётся быстрее всех во главе колонны, надеясь найти девушку, прижать к себе и успокоить. И в каждом, кто попадётся ему на пути, видит обидчика, желает отомстить ему за девичьи слёзы и сечёт и правых, и виноватых. Такая вот легенда.
Я зевнул.
— Бабкины сказки. Я и не знал, что по той войне уже начал фольклор появляться.
Если бы взглядом можно было убивать, то возмущённые до последнего предела глаза Кэт мгновенно бы меня испепелили. А что ты хотела, девочка? Поработай на большаках с моё, послушай преданья старины глубокой. Может поймёшь тогда, что все они, по большей части, просто чепуха.
— О, — протянул Эдвин, — вы не представляете, как быстро начал. Эта история имеет под собой хотя бы реальную основу. Это я ещё про Железного Капера не рассказывал. И всё же, полагаете, сказки?..
— Так думаю, — вынес я вердикт, вгрызаясь в краюху хлеба. — Если бы от каждой благородной девицы и такого же благородного рыцаря рождались малефикары, на этом несчастном свете уже протолкнуться нигде нельзя было. Сами посудите: войны, несчастная любовь, родители не велят. Да банальный холерный понос, в конце-то концов. Ладно, ещё в Карсилии с этим полегче, с её-то куртуазностью. А в Альбии? Или в Ризадии. Да помилуй Создатель, я бы сам повесился, будь я тамошней девицей.
Кэт жгла меня взглядом, как огнём. Мне даже в один миг показалось, что её рука дёрнулась, готовясь швырнуть в меня огненный шар. Ещё бы, скотина, такую историю романтичную испортил своим поносом.
— К тому же, — продолжил я с уже куда как большей обстоятельностью, — на лицо явно «разрезанное письмо»[1]. Какой-то менестрель, присутствовавший при тех событиях, разок-другой выпивал с кем-то из моей братии. Те ему в шутку ли, а может, чтобы похвалиться, рассказали о Диком Гоне. И плакальщицах заодно. Тот, с присущей всем певунам хозяйственностью, присовокупил к малефикарам ещё и историю несчастной любви. Спел пару раз в трактирах да лагерях, и был таков. А оттуда байка уже в народ и покатилась.
— Прямо так и покатилась? — въедливо спросила Кэт. Судя по всему, ей очень хотелось, чтобы влюблённые всё же остались вместе. Пусть даже и в тёмном, проклятом обличие.
Но я безжалостно кивнул.
— Так и покатилась. Как колесо от телеги. Для появления Дикого Гона, а именно так твой учитель только что описал кавалькаду погибшего Гарвеля, требуется невероятно мощное приложение сил. Заклятие мести, например. Притом наложенное особо сильным чернокнижником. Это же не дух покойника призвать. Каждый призрак Гона — малефикар-секундус. Выше только
