Возвышение ученицы мага - Конъюнктурщик
Выстрел.
Раcпылились последние мысли.
Луч ударил из кристалла, что загорелся на вершине безликой башни комитета, и улица развалилась, что соединяла трибу магов и трибу легатов. Огромные камни, украшенные балюстрадой полетели вниз. Среди низких облаков виднелись золотистые пшеничные поля.
И когда последние обломки ещё не долетели до земли, из белокаменной трибы торговцев по другой магической улице пошли в атаку восставшие.
Они бежали толпой напролом, пуская лучи во все башни, что видели. Голубые нити прорезали пространство. Стреляли и в ответ, и падали копейщики с синими повязками с края воздушной улицы, ловя свою окончательную смерть где-то в полете. Но восставшие дошли до трибы и ворвались в первую же башню, где им пришлось толпой закалывать легионеров, стоявших там насмерть.
Копейщики быстро зачищали башню, этаж за этажом. Внутри располагались бараки, где легионеры пытались строить укрытия из кроватей, блокировать ими двери, но лучи в конце концов прожигали древесину. Заняв верхние уровни, маги стали бить кристаллической энергией из всех окон.
Неся потери, копейщики ринулись по виадукам к следующим башням. Они разрубали волшебным пламенем двери, а потом бежали вперёд, падали мертвыми, но добегали до входа, где их расстреливали из глубины помещения, но вслед за павшими бежали уже новые копейщики. Видя это, и видя, что восставшие в большом числе продолжают прибывать по воздушной улице от трибы торговцев, легионеры решили все же отойти к башне-дворцу легата Дитриха.
Шум, дым, взрывы, камни, пыль и крики порванных людей, у которых не было руки или ноги.
Йенс сидел за полуразрушенной колонной на верхнем этаже, купола над которым уже наполовину не было, кругом лежали груды разорванных кирпичей.
Он так и не успел узнать этих ребят. Ему дали другой отряд, не тот, в котором он служил. Эти легионеры были идеальными. Фигуры без души, но с дерзким и цельным умом, которые великолепно понимали команды и превосходно их исполняли. В этом отряде служили ветераны до двадцати четырех лет, ещё очень молодые и бодрые, но при этом уже видевшие множество стычек.
Но восставших было слишком много. Йенс знал, что все было плохо, но не мог не смотреть на синее насыщенное небо, не любоваться им. Все воинские люди того дня смотрели на небо несмотря на то, что в этот день они сражались на смерть и могли быть развеяны по ветрам планеты после смерти, они также знали, что бои будут идти лишь в этот день, а завтра все они будут друзьями, потому что бились они с идеями.
Припорошил город каменной крошкой поля свои. Сражение яростное было.
Легионеры бегали от бойницы к бойнице и стреляли из каждой, в ответ же их подавляли лучами из множества окон захваченных казарм. И вскоре все окна были расширены, а на полу везде валялось множество осколков.
Сами легионеры стали испытывать мрачное веселье от всеобщего разрушения, словно не замечали гибели своих товарищей, взрывов, а только стремились ударить врага, выстрелить в сторону противника, разрушить что-то своими руками.
Слетела серость трибы, развеялась строгость кирпичной крошкой. Синие лучи озаряли комнаты, улицы опутаны стали паутиной магических лучей.
Восставшие сбавляли свой темп, но продолжали упорно наступать, захватывая этаж за этажом, башню за башней, улицу за улицей. Они хватали столы, поднимали трофейные щиты легионеров, прикрывались ими, когда преодолевали виадуки.
Сражение огибало башню легата.
Вскоре вернулся Дитрих.
Он поднялся по лестнице не запыхавшись, дыхание его оставалось ровным, чем Йенс слегка восхитился внутренне, потому что Дитрих уже давно был лишен той телесной молодости, кокой требовало военное дело.
— Что здесь происходит, Йенс?
— Ваша башня не устоит, легат Дитрих.
— Идем отсюда.
— Но как же башня?
— Ты сказал, она не устоит.
— Разве это значит, что нужно отступить? — с бравирующей улыбкой заявил Йенс.
— Молодец, Йенс! — похвалил его Дитрих, без веселья в голосе, — Но нам сейчас легионеры дороже башен.
Они отступали. Целые стены осыпались в залах, там легионеры ползали между куч осколков, пытались строить баррикады, но те прожигались лучами, поэтому везде горели сваленные вместе столы, стулья и комоды. Апартаменты рушились. Покидали их в спешке.
Другие башни поблизости уже были захвачены, а потому из их окон били смертоносные лучи. Легионеры падали с виадука, но оставшиеся бежали быстро, как могли, и достигали соседней башни, что ещё находилась под контролем легионером.
Собрав всех, кто был в ней, соединенный отряд двинулся по воздушным улицам к правительственной трибе, которую уже брали в окружение силы восставших.
Когда же легионеры достигли её, то Дитрих собрал командиров отрядов первого полка, чтобы те отчитались о численности людей в строю.
— Двадцать два.
— Тридцать один.
— Двадцать восемь.
— Семь… — сказал вдруг один сильно уставший командир, и все увидели тогда, как был мрачен, хотя почти полное уничтожение отряда и не сломило его.
— Сорок.
— Пятьдесят два.
— Тридцать четыре.
— Двадцать шесть.
— Двадцать три.
— Тридцать, — сказал Йенс.
Дитрих задумался. Численность едва подступалась к трем сотням, что составляло половину полка. Сражение было ужасающим, уже скоро первый полк легиона не сможет вести бой.
Внутренним взглядом он охватил сражение. Восставшие продвигались со всех сторон, занимая башни, но неизвестно, насколько тесно друг к другу шли волны. Ближайший мост вел в трибу ремесленников, и это была самая крупная по площади триба в городе, где полку легче будет маневрировать между толпами синих повязок. Там было много рабов, но угрозу для обученных легионеров представляли только вооруженные враги в большом количестве. Но не потому он судорожно думал о рабах, что хотел отступить, а потому, что хотел растворить полк в городе. Но весь город кипел восстанием, поэтому не могло быть лучшего пути.
— Прорыв. Мы пойдем на прорыв, — особо твердо произнес Дитрих.
Командиры отрядов переглянулись, потом стали кивать, их взгляд загорелся суровым пониманием.
Подбежал воин из охраны комитета:
— Легат Дитрих, вас вызывает Городской комитет.
— Иду, а вы готовьте людей.
Поднявшись в спешке в кабинет городского комитета ближе к верхушке башни, Дитрих с недовольным видом вошел, распахнув дверь.
Внутри сгущалась ядовитая, разъедающая тревога. Из членов комитета здесь были псионики. Всех девятерых легатов полков, кроме Дитриха, направили защищать владения города от Нарума.
— Комитет хотел меня видеть?
— Дитрих, надо что-то делать, они вот здесь уже, — говорил Продром, пытаясь скрыть панику под строгостью несвойственной ему.
— Мы идем на прорыв.
— Прорыв? Их, понимаешь ли, тысячи! Эти синие черти все заполонили!
— Ты
