Возвышение ученицы мага - Конъюнктурщик
— Куда я уйду то? Куда ты собрался прорываться?
— Послушай, Продром, единственный выход сейчас это вырваться в город и раствориться в нем. Мерхон большой, мы затеряемся. Другого выхода нет. К этой башне ведет только один виадук.
— Но это безумно, нас же всех просто перестреляют, пока мы уходить будем, Дитрих, это… это… — он начал запинаться, — понимаешь ли…
— Я ухожу.
— Ты оставишь нас здесь вот так?! — он почти заорал, глаза его были выпучены, но в них было больше страха, чем гнева.
— Да.
Ответ дался Дитриху столь легко, потому что он не услышал ни единой нотки власти в речи псионика, личность его испепелилась, остался только трепыхающийся ужас.
Возможно, Продром что-то ещё кричал вслед, но Дитрих уже не придавал этому значения. Когда он прибыл на первый этаж, то у дверей уже толпились все оставшиеся люди. Башня была большой, и половина полка вполне помещалась на нижнем уровне.
— Все готовы?
— Только прикажите, — ответил один из командиров.
— Превосходно. Идем, все вместе, раненных в середину колонны, — он повысил голос, обращаясь ко всем, — Охрана комитета нас не поддержит. Мы прорываемся своими силами. Я верю, здесь собрались все те, кому дороги устои империи. Мы прорываемся не просто чтобы сохранить жизни, но чтобы сохранить империю. Мы, это мы есть империя, потому что мы помним её порядки. Выживет кто-то из нас, выживет и сама империя. Выступаем!
Лица легионеров выражали понимание и отчаянное веселье.
Раздались крики командиров.
Двери раскрылись.
И легионеры, что были ближе сгрудились вокруг входа и ударили из копий по окнам тех башен, что были отсюда видны. Затем легионеры сзади положили копья на плечи впереди стоящим и тоже выстрелили, затем последовал ещё один залп.
И тогда только полк ринулся вперед узкой колонной, закрывшись щитами и продолжая бить лучами во все стороны. Из башен следовали ответные выстрелы. Кто-то падал, у кого-то щит не выдерживал множества лучей и загорался, приходилось бросать щит и уходить в глубину построения, на место ушедшего вставал другой.
Но колонна шла неумолимо. И они вошли в ближайшую башню. Сопротивление в которой было подавлено, потому что маги не ожидали ответной атаки. Подкрепления не поспели за ними. И полк, зачистив башню, ринулся в почти пустую трибу легатов.
Проходя от строения к строению, по воздушным переходам, полк быстро разбивал в дребезги любое сопротивление.
Но им ещё предстоял мост между трибой легатов и трибой ремесленников…
Взрыв.
Матиас приник к виадуку и закрыл голову руками.
Сверху полетели камни, пыль, крошка, куски дерева. Что-то больно ударило по спине, а прямо перед лицом упала чья-то оторванная по локоть рука.
— Тобиас?
— Я здесь.
— Ты жив?
— Конечно.
— Это прорыв, — сказал Пахомий и крепче сжал копье, но глаза его ничего не выражали.
— Прорыв? — спросил Матиас.
— Да. Переходят в наступление.
Соседний виадук обрушился, камни полетели в облака.
Все трое отряхнулись и вошли в полуразрушенную башню, чтобы занять позиции у окон.
Из соседней башни уже стреляли легионеры, но колонна их шла другим путем, а потому та башня вскоре опустела. Огнем и магией прошелся первый полк легиона, разрубая волну восставших. Уничтожив все на своем пути, легионеры нерушимой колонной ушли к мосту в трибу ремесленников.
— Что это было? Больше никого не видно, — спрашивал Матиас.
— Видимо, они решили уйти в город, — отозвался Тобиас.
— Их окружили. Эти решили вырваться, — подтвердил Пахомий, — восстание победило.
Тогда в комнату зашел один из магов и сказал зычно:
— А вы чего здесь! Бежим, все идут на штурм башни комитета!
— На горком! — кровожадно произнес Матиас.
Тобиас, не любивший бравады, неодобрительно посмотрел на друга.
Все трое встали и побежали вслед за магом.
Все башни вокруг здания городского комитета были захвачены. Из них били лучи. Кристалл на куполе разрушил несколько башен, несколько изуродовал, снеся половину этажей, после чего, защитники комитета попытались снести виадук, что вел в башню. Переход в самую крупную вышку города был крепким и выдержал один выстрел. С него посыпались камни, выпало несколько кусков и оторвало балюстраду на целом участке, но он выдержал. На этом энергия кристалла закончилась, и с помощью старинного подъемного механизма, его спрятали обратно в куполе.
Силы защитников комитета были на исходе. Настал момент штурма.
Собравшись с силами, на каждой башне выкинули большие синие флаги, затрубил рог. И восставшие побежали по одному виадуку. Из всех окон охрана комитета стреляла по ним. Синие повязки защищались мебелью, трофейными щитами и разными досками, но их все равно прожигали, и целый отряд, уничтоженный почти полностью, был вынужден откатиться обратно.
Вновь ударили лучи со всех сторон. Тяжелая перестрелка продолжилась. Так было, пока солнце не приблизилось к Дому. Вечер покрасил всё. Башня комитета перестала отвечать на выстрелы.
Тогда вновь затрубил рог. Синие повязки хлынули по переходу, единичные лучи ещё попадали по восставшим, но волна была непоколебима, и дойдя до дверей, быстро влилась, заполнив первый уровень, на котором никого уже не было.
Охрана комитета отстреливалась на лестничных пролетах и в коридорах верхних уровней. Они строили баррикады, захламляя проходы. Восставшие все разрушали и продвигались вперёд.
Затем произошел ещё один взрыв. Башню потрясло.
Куски камней полетели вниз, что было видно из окон.
Отряд, в котором были друзья, в это время отдыхал в коридоре перед новой атакой. Все сидели на полу или на ящиках и столах, кто-то ел вяленное мясо, кто-то играл на свирели, звуки которой плохо сочетались с сугубо городской обстановкой.
— Купол взорвался… — сказал Матиас.
— Да, — сказал Пахомий, — похоже, кто-то неаккуратно использовал кристалл.
Сплюнув в окно, Тобиас спокойно заговорил:
— Вот уеду отсюда, не будет рядом никаких кристаллов, тошнит уже от них, от всей этой магии.
Он говорил так спокойно и без всякой злобы, по-простому и мечтательно.
— А я буду продавать лодки всем людям! Я буду делать их так много, что даже бывшие рабы смогут их себе позволить! — сказал Матиас.
— Да, так, все летают, никто не работает — отозвался Пахомий.
— Тебе не нравится эта моя мечта? — Матиас чуть пихнул его локтем.
— Мы сражаемся не за это, — ответил Пахомий.
— А за что?
— Ты поймешь, когда мы победим.
— Не верит он ни во что, — сказал Тобиас, глядя куда-то в небо, — но он не злой, просто не верит. И всё.
— А за что ты, Пахомий, сражаешься тогда? — спросил Матиас.
Пахомий ничего не ответил, только посмотрел на Тобиаса своим нейтральным взглядом. Разум
