Эйнемида IV. Солнце нового мира. - Антон Чигинёв
– Я требую слова, – белобрысый молодой человек в сине-белых одеждах поднялся со скамьи. – Этот человек, назвавшийся посланником Сенхеи – беглый анфейский преступник. Его слова ничего не стоят. Схватите его немедля и отдайте мне, чтобы доставить на суд.
– Это не Эфер, Иорей, – сухо сказал председатель. – Ты не будешь приказывать здесь и не будешь ничего требовать.
– Я имею право требовать, Деомокл, как союзник от союзников. Неужели вы, хиссцы, вступите в переговоры с врагом без нашего одобрения? Так ли ведут себя добрые союзники?
– Мы и илифияне пролили достаточно крови ради Эфера. Не вам упрекать нас в том, что мы плохие союзники. Говори, сенхеец, какое у тебя дело?
– Я дал обещание другу ‒ наварху Ликомаху, что расскажу его сыну о его гибели, – Хилон повернулся к побледневшему ещё больше юноше. – Я сделаю это там и тогда, когда тебе, Пириф, будет угодно выслушать.
– Складно. Совсем не верится, что ты всё это выдумал ради повода рассказать свою ложь, – насмешливо бросил эфериянин.
– Помолчи, Иорей, – в холодном голосе председателя прорезался с трудом сдерживаемый гнев. – Ты забываешь, что ты здесь не хозяин, а гость. Тебя мы уже выслушали, дай слово другим.
– Я знаю об этом обещании, отец говорил… – Пириф запнулся. – Я хочу услышать рассказ Хилона как можно скорее.
– Говори здесь, – сказал Деомокл. – Ликомах был нашим лучшим гражданином. Здесь нет таких, кто сомневается, что его смерть была достойна моряка. Говори открыто, сенхеец.
– Я Левком, сын Дорилая из Илифий, – темноволосый мужчина в лазурном гиматии тоже поднялся со скамьи. – Со мной младший брат, Терил. Быть может, ты знаешь что-то и о нашем отце? Если так, мы хотели бы это услышать.
– Мы, и другие граждане Илифий, – добавил Терил, совсем ещё юный, безбородый парень в одеждах зрелого мужа. Хилон знал, что потери островитян у Неары были чудовищны, но лишь здесь, в полупустом зале, перед советом из стариков и детей, понял насколько.
– Твой отец сказал мне, Пириф, чтобы я не стеснялся приукрасить, лишь бы рассказ вышел складный, – на лицах многих появились невесёлые усмешки, уж очень в духе Ликомаха была эта просьба. – Я бы и приукрасил, но, клянусь яблоком Аэлин и посохом Феарка, никакая выдумка не сравнится с правдивым рассказом об этих событиях и никому не под силу придумать смерти более достойной и славной. Левком, Терил, всё это в равной мере относится к вашему отцу, ибо славные Дорилай и Ликомах сражались бок о бок и смерть встретили тоже вместе, и один не уступил другому в доблести.
Хилон прошёлся взад-вперёд, оглядывая лица островитян. Ему не раз доводилось держать речи с ораторского помоста, но едва ли когда его слушали с такими горящими глазами и ловили его слова так жадно.
– Я расскажу то, чему был свидетелем сам, и да покарает меня меч Латариса открывателя истины, если я солгу намеренно. Как всем вам уже, без сомнения, известно, флот вашего Союза пришёл к Неаре и попытался высадиться в порту. Неарцы обрушили на врага всю мощь своих машин – клянусь плащом Феарка, я никогда в жизни не видел ничего подобного! – но корабли были расставлены так искусно, что им удалось дойти почти до самого берега. Так бы они и высадились, но у неарцев был Илларикон – чудесная машина, что собирала и отражала солнечный свет так, что он поджигал целые корабли. Из-за этой машины атака остановилась, а наш флот ударил из засады, и всё бы тут закончилось, если бы не доблесть Ликомаха, Дорилая и прочих отважных мужей…
Плеск фонтанов постоянно напоминал о пересохшем горле, но Хилон был достаточно опытным оратором, чтобы не обращать внимание на подобные мелочи. Ему подумалось, что латарийский обычай ставить на ораторский помост кувшин с водой и чашу весьма разумен.
– Пока остальные бились с нашим флотом, хиссцы, илифияне, гелеги и латарийцы пошли на прорыв. Многие корабли были сожжены лучом Илларикона, другие потоплены неарскими машинами, но остальные достигли берега. Впервые враг ступил на берег Неары, и то были ваши соотечественники, жители островов, а командовал ими хиссец Ликомах…
Одобрительный гул прервал рассказчика. Хилон почувствовал себя рапсодом, поющим героическую песнь. Воодушевясь, он продолжил.
– Страшным был тот бой, никто не щадил ни врага, ни себя. Там, на берегу, сразился я, Пириф, с твоим отцом и был побеждён, но он не убил меня, лишь напомнил о том обещании, что привело меня сюда. Мои доспехи и оружие на корабле, они принадлежат сыну победителя – я передам их тебе.
– Пусть твоё оружие останется у тебя, Хилон! – воскликнул юноша. – Отец ни за что бы не отнял его и я не стану!
– В таком случае, прими моё оружие как подарок – в память об отце, ибо ни тела его, ни оружия мы не нашли. Носи его с честью и будь достоин своего родителя.
В зале захлопали, но председатель властно поднял руку.
– Это поступок благородного мужа, и, всё же, продолжай, Хилон. Расскажи, что случилось дальше?
– Как пожелаете. Итак, в сражении победили ваши соотечественники, но мы собрались с силами и уже готовились выбить их с берега. Нам бы это удалось, нас было намного больше. Без помощи эфериян и прочих союзников они бы погибли, но те не могли подойти из-за нашего флота и Илларикона. И тогда ваши соотечественники атаковали Илларикон. Не успели мы опомниться, как они уже брали башню, где он хранился, а гелеги пожертвовали собой, чтобы дать им время. Ликомах, Дорилай и прочие перебили тех, кто был в башне, и засели там. Деваться им, как мы думали, было некуда, и я предложил им сдаться. Им обещали сохранить жизнь, свободу и оружие, ибо все наши полководцы были восхищены их отвагой.
– Почему они не согласились? – спросил кто-то из хиссцев. – Это хорошее предложение, ведь так?
– Ради победы, – ответил Хилон. – Когда мы это предлагали, мы не знали, что – не представляю, как! – Ликомах с Дорилаем овладели тайной неарской машины. Они направили её против наших кораблей! Теснимый сразу эфериянами и огнём Илларикона, наш флот отступил, и тогда неарцам ничего не осталось, кроме как направить орудия на
