Эйнемида IV. Солнце нового мира. - Антон Чигинёв
– Никакое богатство не стоит истины. Я задал тебе вопросы и познал твою суть. Желаешь ли ты добавить что-то ещё?
– Ты мне не судья, чтобы я оправдывался перед тобой, – упрямо склонил голову Диоклет.
– Когда царь велел казнить наших братьев, там, в Нинурте, что делал ты?
– Это неважно. Я пленный, а не подсудимый. Мы либо будем говорить о выкупе и прочих вещах, что обсуждают пленный и пленитель, либо ни о чём.
– Что ж, ты смел, а это свойство человека, идущего прямым путём, но одно доброе свойство не способно вывести к цели, если назад тянет множество дурных. Ты предавал, ты нарушал собственные законы и не чувствуешь за собой вины. Я не вижу правды в твоём сердце. Отрубите ему голову, и да рассудит его тот, кто карает и милует.
***
– Не убивайся так, Энекл, – Каллифонт положил руку на плечо товарища, мрачно созерцающего темнеющий восточный горизонт. – Пока мы не видели тела, мы не можем сказать наверняка, жив он или мёртв. Его могли взять в плен. Варвары жадные, они могут потребовать выкуп, и у Диоклета наверняка хватит средств его уплатить.
– Если надо, я сам уплачу – последний хитон заложу…
– И я в стороне не останусь, и Клифей, да и царь пообещал дать на выкуп полководцев. Сколько попросят, столько и соберём. Вот погоди, пойдут варвары на переговоры – первым делом о Диоклете спросим. Обещаю.
– А если не пойдут?
– Да куда они денутся. Рано или поздно пойдут. Когда мы их разобьём, то уж наверняка…
– То-то мы их сегодня разбили…
– Это была моя ошибка… – Каллифонт помрачнел. – Я недооценил врага, но в другой раз я ошибки не повторю. Мы отойдём к Нинурте. Она неприступна, а там придёт подкрепление с запада. Мидонию невозможно завоевать. Даже если варварам удалось победить в одной битве, это ничего не значит. Мы разобьём их, а там поговорим и о Диоклете.
– Эйленос всесильный, хоть бы это было так, – вздохнул Энекл. – Если надо, буду сражаться за десятерых, лишь бы скорее всё прояснилось.
– Вот это Энекл, которого я знаю, – Каллифонт с чувством хлопнул товарища по плечу. – Будем делать своё дело, а боги пусть делают своё, мы же, в свой черёд, принесём им добрую жертву. Собирай отряд, Энекл. Мы идём к столице.
***
У входа послышались звуки перепалки, затем полог распахнулся, и в шатёр ворвался черноволосый и чернобородый мужчина в коричневом халате, перехваченном широким жёлтым поясом со сложным узлом на боку.
– Хвала тому, кто даёт и отнимает, я успел! – воскликнул он по-мидонийски, и Диоклет с удивлением узнал голос старого знакомца Палана. Не дав никому опомниться, проповедник бросился вперёд и с маха упал на колени перед Алгу.
– Указующий, молю тебя, даруй мне жизнь этого человека! – вскричал он.
– Встань, Палан, не должно человеку стоять на коленях перед человеком. Тебе ли не знать? – в бесстрастном голосе пророка будто бы даже прозвучали нотки удивления. – Почему ты хочешь, чтобы этот человек жил?
– Прости мою горячность, предводитель, – Палан, с некоторым смущением, поднялся. – Этот человек, Диоклет из Эфера, достойный и благородный муж, он не заслуживает казни.
– Достойный и благородный муж… Я заключил, что в нём нет правды и велел его казнить. Ты считаешь иначе? Почему?
– Это было в Нинурте, в тот злой день, когда неправедный царь обрушился на наших братьев. Многие погибли тогда, ты знаешь. Погиб бы и я, но он, Диоклет из Эфера и ещё один достойный эйнем Энекл, спасли меня, укрыли в своём доме и вывели из города, хотя за это их самих могли казнить. Неужели тот, кто жертвует собой ради почти незнакомого человека, не следует пути?
– Вот как, – безликая маска повернулась к Диоклету. – Значит, это ты спас нашего брата Палана.
– Было дело, – нехотя буркнул Диоклет.
– А почему? Что заставило тебя это сделать? Ведь тебе грозила смерть.
– Палан спас меня, исцелил, когда я умирал. Я возвращал долг.
– А ещё он запретил своим людям участвовать в избиении наших братьев, – торопливо вставил Палан. – Ни один эйнем не поднял руку на людей Учения, хотя их к тому подстрекали и даже угрожали. Кто знает, скольким братьям этот приказ спас жизнь? Прошу тебя, Указующий, отпусти его.
– Когда я спросил, что ты делал в день расправы, ты не ответил. Почему?
– Ты мне не судья.
Алгу молчал, и остальные терпеливо ждали. Диоклет чувствовал, как по лбу течёт холодная капля пота, смахнуть которую не позволяли связанные за спиной руки.
– Вот ещё одно доказательство для тех суеверных, что почитают меня за бога, – промолвил наконец пророк. – Я человек, а ошибки – часть человеческой природы, и лишь тому, кто сокрывает и провозглашает, ведомо всё. Я едва не приговорил к смерти человека, сопричастного пути, но ты, Палан, раскрыл мне глаза и достоин великой награды. Хвала тому, кто избрал тебя орудием справедливости. Слушайте же все: этот человек, Диоклет из Эфера, будет жить. Палан, отдаю его тебе. Пока не будет иного указания, ему нельзя покидать лагерь, разве что вместе с тобой. По лагерю пусть ходит, куда вздумается. Ты должен раскрыть ему суть Учения и открыть ему Слово. Согласен?
– Согласен, предводитель! – с готовностью воскликнул Палан. – Конечно согласен! Беру его на поруки и сделаю всё, как ты велишь.
– Я могу пообещать не покидать лагерь, – осторожно сказал Диоклет. – Но я не могу принять вашу веру. Я чту своих богов. Если таково условие спасения моей жизни, я отказываюсь.
– Я не требую от тебя принимать веру. Стать на прямой путь или продолжать идти неверной дорогой, каждый решает для себя. Нет деяния более противного Учению, чем склонять к нему насильно. Ты должен услышать Слово и обдумать, что узнаешь.
– Хорошо, мне всегда были любопытны чужие обычаи. Но только узнать…
– Похвально. Стремление преумножить свои знания – свойство идущего прямым путём…
– Ещё одно, – быстро сказал Диоклет. – Что с моими людьми? Тот, кто меня пленил, обещал отпустить простых воинов, но пентикостов держали вместе со мной. Я не покину их.
– Палан сказал, что эйнемы не участвовали в избиении наших братьев в
