Эйнемида IV. Солнце нового мира. - Антон Чигинёв
– Одобряем безоговорочно! – выкрикнул кто-то из советников, остальные согласно загудели.
– Илифии берут на себя половину расходов, – поднял руку старик в лазурном.
– Если досточтимому Хилону негде остановиться, я предлагаю ему свой дом! – воскликнул Пириф.
– А если он пожелает посетить Пирину, двери нашего дома открыты для него, – сказал старший из сыновей Дорилая, его брат согласно кивнул.
– Так и сделаем, – председатель хлопнул по подлокотнику.
– Это предательство свободы и демократии! – вскричал Иорей, поднимаясь со скамьи. – Я не желаю более оставаться здесь! Обо всём будет доложено союзникам, и вам придётся об этом пожалеть!
– Пока что мы жалеем лишь о том, что доверяли вам, – Деомокл поднял руку, показывая, что разговор окончен. – Хилон, если тебе более нечего сообщить, просим тебя удалиться. Нам ещё нужно многое обсудить.
Глава V
Запряжённая парой белых коней колесница остановилась у невысокого, простенько украшенного, но необычайно уютного сельского святилища Осме. Жених в бело-голубом помог закутанной в фиолетовое невесте сойти на землю и направился к храму. Ждавшая у входа Кинана оправила светло-сиреневое одеяние, воздела увенчаный свечой жреческий посох и с улыбкой оглядела друзей. Наряд жениха шёл Хресию необычайно, да и Алкет с Келессом в бордовых хитонах и медных доспехах были чудо как хороши. Но самое главное, в этот священный миг все они были по-настоящему счастливы. Царица не могла видеть лица Феано, скрытого под лавандовым покрывалом, но готова была поспорить, что подруга радостно улыбается. Не то что она сама на собственной свадьбе.
‒ Добро пожаловать домой, сын, – торжественно изрекла Кинана. – Входи, хлеб и смоквы ждут тебя.
– Взгляни, мать, – Хресий указал на невесту. – Сие дева хорошего рода, пристойного воспитания и доброго нрава. Примешь ли её как дочь?
Одним бессмертным известно, как им удавалось хранить серьёзный вид, ведь «сын» был старше «матери» на год. Что поделать, иной матери, кроме матери всех герийцев, у Хресия не имелось.
– Взял ли ты её по закону и согласию? Принят ли выкуп?
– Всё оговорено, записано и определено, – заверил жених. В этом можно было не сомневаться. Старый Биан, заявившийся в их лагерь, едва прознав об освобождении дочери, был не из тех, кто скупится, когда речь идёт о чести рода и древних обычаях. Хресий неплохо пополнил своё прежде незавидное состояние, вот будет ли у него возможность им воспользоваться?
– Как твоё имя, дитя? Какого ты рода?
– Я Феано из рода Бареидов. Дочь Биана от Эолассы.
– Верно ли, что ты желаешь войти в этот дом?
– Да, мать. Добровольно и согласием.
– Да будет так, – Кинана простёрла руки над молодыми. – Входите. Аосмэ ном!
Она направилась к храму, жених с невестой последовали за ней, а с ними и остальные гости: возница молодой четы Гриел, военачальники, местные аристократы и зажиточные землевладельцы, не упустившие случая посидеть за одним столом с царицей. Не такая уж и большая свита, но в маленьком храме деревушки Левстра разом стало тесно. Не так, должно быть, представлял себе свадьбу дочери старик Биан: вместо главного храма Ордеи – простое сельское святилище, вместо огромной толпы вельмож – командиры мятежного войска, из которых кто чужеземец, кто худородный, а иной вообще неизвестно кто и откуда. Вместо роскошного пира… Ну тут, надо отдать Биану должное, старик расстарался, угощения и вино привезли из Грейи на трёх подводах. В столице над таким пиром кое-кто бы и посмеялся, но в их положении это самая что ни на есть роскошь. Наконец, в нарушение всех обычаев, свадьба играется не в осмеоне, а в начале весны, куда это годится? Что ж, в трудные времена и этому приходится радоваться. Зато жених отцу по нраву, а это, если посудить, самое главное.
Жрица Осме в Левстре имелась только одна, недостающих троих пришлось искать по окрестным деревням, а честь пропеть гимн богини досталась наиболее благочестивым из жён местных землевладельцев, что они и исполнили – не слишком умело, но весьма старательно. Когда песнь смолкла, Кинана обратилась к Феано.
– Открой лицо, дитя.
«Дитя» откинуло покрывало, Кинана увидела взволнованное, но совершенно счастливое лицо подруги. Царица даже почувствовала лёгкий укол зависти – такой первой свадьбы у неё самой уже не будет никогда.
– Пред ликом Осмэ, хранительницы, кормилицы, – произнесла Кинана, – пред камнями этого священного места, пред пламенем очага, пред свободными эйнемами, клянитесь.
– Свидетельствую, что беру эту женщину в жёны, добровольно и без принуждения, законом и согласием. Куда ты пойдёшь, туда пойду я, где ты зажжёшь огонь, обогреюсь я, мой хлеб – твой хлеб, моя земля – твоя земля, мой дом – твой дом. Аосмэ махта, филокрис, спренсиэ а фэйэ.
– Свидетельствую, что беру этого мужчину в мужья, добровольно и без принуждения, законом и согласием. Куда ты пойдёшь, туда пойду я, где ты зажжёшь огонь, обогреюсь я, мой хлеб – твой хлеб, моя земля – твоя земля, мой дом – твой дом. Аосмэ махта, филокрис, спренсиэ а фэйэ.
Вряд супружеская клятва могла прозвучать искренней, даже в Герии, где любовь между супругами никогда не считалась излишней и ненужной. Молодые люди смотрели друг на друга горящими глазами, немногочисленные женщины в толпе гостей утирали слёзы умиления
– Клятвы приняты! – Кинана воздела руки к небу. Оранжевый огонёк свечи в навершии её посоха весело заколебался. Кажется, знак добрый, сулит потомство и процветание, но нужно будет уточнить у других жриц.
Жених с готовностью поцеловал невесту, и новоиспечённые супруги подошли под материнское наставление и лобзание.
– Дети мои, – для этой речи Кинана собрала всю торжественность, что в неё вложили на занятиях по риторике. – Именем Осме хранительницы, возжигающей очаг, именем Эйленоса справедливого, безупречного благословляю ваш союз. Да будет он счастлив и вечен, обилен детьми, забыт невзгодами и распрями. Храните свой очаг, почитайте предков, умножайте славу рода, плодите детей и заботьтесь о них как надлежит. Аосмэ ном.
Осторожно, чтобы никого не задеть посохом, царица обняла Феано и обернулась к Хресию.
– Кинана, ты прям как моя мать, – негромко прошептал он, принимая лобзание.
–
