Разрушитель судеб - Виктория Авеярд
– Я думал, ты его ненавидишь, – сказал Дом, не переставая ухмыляться.
Сорасе захотелось ударить его еще разок.
– О чем ты? – хмуро уточнила она.
Дом отпустил ее запястье.
– О слове «надеяться».
* * *
Шагая по каменистому берегу, Сораса снова и снова проклинала это чувство. Надежда тяжелым грузом свисала с ее плеч, лежала камнем на сердце и металлической цепью опутывала лодыжки. Сораса чувствовала, как надежда тащит ее за собой, словно взбесившаяся лошадь, что тянет привязанного к ней человека в противоположном направлении. Все ее инстинкты неистовствовали, взывая к голосу разума, холодной логике и тщательному расчету.
«Увидев меня сейчас, лорд Меркьюри бы разрыдался. А может быть, расхохотался».
От мысли о главе бывшей Гильдии у нее скрутило желудок. Сораса надеялась, что он по-прежнему проводит дни, уютно устроившись в цитадели по другую сторону Долгого моря, и просто наблюдает за тем, как мир медленно поглощает самого себя.
Надеялась.
Сораса скрипнула зубами, подавляя желание зарычать. Ей нельзя показывать, что Домакриан раздражает ее, иначе это только улучшит его настроение, которое и так было до безобразия хорошим.
– Перестань насвистывать, – прошипела она, а потом подобрала с пляжа какую-то палку и бросила ее в спину Древнего.
Сораса сомневалась, что он почувствовал хоть что-нибудь. Не замедляя шага, Дом уверенно лавировал между линией побережья и стеной из утесов. Они уже целую неделю огибали побережье Калидона, двигаясь на восток по указаниям Дома. Сораса лишь в общих чертах представляла, куда они направляются. Накануне они пересекли Эарду, а когда речная долина осталась далеко позади, снова начали взбираться наверх. К северу от них виднелись скалистые вершины Монариана, так называемых Солнечных гор.
Вздрогнув, Сораса подняла взгляд, пытаясь рассмотреть объект, в честь которого горы получили свое название. Однако небо было плотно затянуто тучами.
– Мне говорили, что я неплохо умею свистеть, – через несколько мгновений проговорил Дом, обернувшись на нее через плечо. Его заплетенные в косу волосы еще не высохли после обрушившегося на них дождя и сейчас отливали темно-золотым цветом.
Сораса поджала губы.
– Не знала, что у Древних проблемы со слухом.
Вместо ответа он снова засвистел. Тихий, западающий в душу звук эхом отразился от скал и, возможно, долетел даже до горных вершин. Он больше напоминал не мелодию, а уханье совы, но был более глубоким и насыщенным. Сорасе казалось, что она никогда не слышала ничего подобного.
– Так видэры находят друг друга в землях смертных, – пояснил он и снова засвистел. Потом замер, склонив голову набок и обратив взгляд к горным вершинам. Эхо его голоса затихло, и, когда никакого ответа не последовало, Дом зашагал вперед.
Они продолжали путь. Домакриан то и дело останавливался, прикасался к покрытым мхом булыжникам или окунал руку в водоемы, оставленные приливом. Сораса изо всех сил старалась не поскользнуться на мокрых камнях, в то время как Дом с легкостью прыгал по ним, даже не глядя под ноги. Ему помогала присущая Древним грация, но дело было не только в ней.
Он знал эти земли как свои пять пальцев. Сораса никогда прежде не видела, чтобы Дом чувствовал себя таким свободным. Словно давно пойманный ястреб, который наконец-то смог подняться в небеса.
– В юности я патрулировал южное побережье, – сказал он, угадывая ее мысли, а затем провел пальцем по веточке фиолетового вереска, упрямо цеплявшуюся за жизнь среди камней.
Сораса попыталась представить его молодым. Не таким высоким, более очарованным этим миром. Но это казалось невозможным.
– А что конкретно ты понимаешь под «юностью»? – поинтересовалась она, поравнявшись с ним.
Дом пожал широкими плечами.
– Кажется, мне тогда было где-то полторы сотни лет.
«Юнец, которому полторы сотни лет», – подумала Сораса, не веря своим ушам. Она никак не могла осознать то, сколько времени Древние проводят на этой земле и на какие циклы делят свою жизнь. Кроме того, ее по-прежнему удивляло относительное безразличие видэров к миру, который проплывал мимо них, постоянно меняясь, преобразовываясь и распадаясь на части.
«И это при том, что Дом – лучший из всех них. Он первым отправился в бой, и он будет последним, кто потеряет надежду».
– Сложно поверить, что твои сородичи невыносимее тебя, – пробормотала она.
Налетел очередной порыв ветра, и Сораса пожалела, что может укутаться лишь в просоленное морской водой одеяло, которое они нашли среди обломков кораблекрушения.
Дом посмотрел на нее странным потускневшим взглядом. Выражение его лица стало холодным. Казалось, что освещавшая его изнутри искра погасла.
– Наверное, так и есть. Теперь, когда Рии не стало.
Сораса почувствовала, как в горле образуется ком, и мысленно отругала себя за неудачную попытку сделать ему комплимент.
– Я не имела в виду Рию, – сказала она, но Дом лишь ускорил шаг.
Через несколько секунд он обернулся, растянув губы в неестественной улыбке, и продолжил идти по каменистой земле спиной вперед.
– Что вы, смертные, говорите, когда испытываете невыносимую боль, но не хотите в этом признаваться? – Его раскатистый голос эхом отразился от утесов, перекрывая рокот волн. – Ах да. У меня все в порядке.
На языке Сорасы крутилась дюжина саркастичных ответов, но она стиснула зубы, не позволяя вырваться ни одному из них. Дом по-прежнему горевал по своей кузине, и Сораса не могла его винить. Она хорошо помнила, как в последний раз выглядела принцесса Древних. Высокая, облаченная в зеленую броню, с черными волосами, развевающимися словно знамя, и с мечом в руке. Бессмертная бросилась в бой, прикрывая отступление Сорасы. Дом последовал за кузиной, и они вместе принялись отбиваться от жутких существ, явившихся из Веретена. Над головами ревел дракон, а вокруг них рычали полыхающие огнем гончие Инфирны. Наступали мертвые воины, рядам которых не было видно конца. А посреди всего этого хаоса скакал черный рыцарь, чей меч походил на безжалостную тень.
Дому чудом удалось выжить.
– Хорошо, – пробормотала Сораса. – Я все равно не умею вести такие разговоры.
Древний не успокаивался.
– Я знаю, – ответил он. – В прошлый раз, когда в твоей душе проснулись хоть какие-то чувства, ты два месяца ничего не говорила.
Внезапно Сораса почувствовала его боль как свою собственную. Мучительная вспышка прокатилась по ее позвоночнику, и мир на периферии зрения окрасился в ярко-белый. Хотя место кораблекрушения осталось далеко позади, перед ее внутренним взором снова возникли мертвые тела. Вот только они были облачены не в тирийскую форму, а в кожаные одеяния амхара. Из их ран по-прежнему сочилась кровь. И она знала каждого из них в лицо.
Сорасу затошнило.
– У меня все в порядке, – выдавила она.
Дом привычно нахмурился, опустив уголки губ. Затем
