Утро нового века - Владимир Владимирович Голубев
— Сэр Сэмюэл всё же личность непубличная… — всё ещё сомневался русский тайный агент.
— Куда тебе непубличная! — всплеснул руками Черкашин, поймавший вдохновение, — Его в газетах каждый день поминают, а ведь цензура-то как свирепствует, а! Да он пусть и не лорд, но к королю доступ имеет, к тому же персона его как бы и не самая важная, так — мелкий чиновник. Кому как не ему к полякам инкогнито ехать? Членам Тайного совета?
— Так-то интереснее… — повеселел Оболенский, — Но всё же… Поверят ли мне?
— Поверят, Андрюша, ещё как поверят! Пора тебе в полное доверие у англичан входить. — посланник положил руку на плечо бывшего поручика, — Станешь ты, мальчик мой, перебежчиком.
— Что? Алексей Фёдорович! Как же так? — возмутился молодой человек.
— Что ты, Андрюша, вскочил-то? — ласково улыбнулся Черкашин, — Ужель ты думал, что вечно сможешь на двух стульях высиживать — и при мне соглядатаем состоять и за польских да греческих недовольных отвечать? Пора тебе, душа моя, следующий шаг делать.
Посланник подошёл к хитрому секретеру с множеством ящичков и дверок, открыл один из них ключиком, висевшим у него на шее, и вынул целый том, прошитый золотым шнуром с многочисленными навешанными печатями и украшенный грозными надписями о тайности содержимого, запрета передачи в неслужебных целях и большой красной буквой Б.
— Вот, мальчик мой! Это проект мирного трактата между Россией, Испанией и Францией, который направлен на согласование высшим чинам нашего царства…
— Так, я его… — неверяще замотал головой Оболенский.
— Именно так, Андрюша! Ты его передашь Стивенсу, как якобы выкраденный у рассеянного старика-посланника. Вот это непременно лишит англичан даже доли сомнения в твоём искреннем желании быть верным королю Георгу…
— Да как же…
— Да вот так, мальчик мой! — снова улыбнулся посланник, — Пока сей проект является неизвестным на острове, хотя многие уже подозревают о его наличии. Так что, ты станешь первым, кто донесёт до Тайного Совета его содержимое. Однако совсем скоро секретные службы Британии получат ещё две-три такие бумаги. Не волнуйся, Андрюша — на деле ты нисколько не нанесёшь ущерба России. Более того, сия передача производится личным повелением государя.
— А он подлинный? — с неким ужасом спросил бывший поручик.
— Трактат-то? Естественно! — похлопал рукой по прошитой стопке Черкашин, — В канцелярии Талейрана только мы знаем двоих агентов короля Георга, а уж в Мадриде таких… Врать здесь бессмысленно, мальчик мой!
— Ох…
— После этого, тебя обратно ко мне не пошлют точно. Ты же выкрал у меня бумаги, за которые я головой поручился…
— А как же Вы, Алексей Фёдорович? Как же Вы после такого…
— Да никак, Андрюша! — усмехнулся посланник, — Меня и так со дня на день вышлют. Уж больно сильную обиду королю наш государь нанёс! Сейчас слухи, словно тараканы по углам, побегут, никак нельзя будет Георгу такое стерпеть! А уж наш мирный договор с Моро станет последней каплей. А там и война не за горами…
— Война… Выходит, я здесь навсегда…
— Ничего, душа моя это не значит! — пристально посмотрел на Оболенского посланник, — Верно, что Римский император и король Георг сами планируют повернуться против нас. Слышал же, что Джервис отозван из Индии? Ждут его, не дождутся! С его приходом на море французам несдобровать… Война с нами начнётся обязательно… Зная же нравы островитян, они непременно начнут с бунтов среди поляков, греков, болгар, ну и прочих… В этом тебе ответ держать, Андрюша. Вот скажи, что поляки твои да греки поднимутся? Вот то-то! Так что, здесь твоя репутация и закончился. Так вот…
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
— Оскорбление, нанесённое подлым московитом нашему монарху столь велико и ужасно, что король Георг готов объявить войну этим дикарям! — неряшливо одетый толстяк так кричал и размахивал руками, что оторвал от мыслей даже уткнувшегося в свою кружку могучего человека, по самые брови замотанного в плащ.
Портовая таверна «Старый Чарли» в Бристоле была полна народа. С полным запретом торговли с Россией работа в порту почти совсем прекратилась, единственными судами, заходящими в эту, ещё недавно столь оживлённую гавань, теперь стали немногочисленные торговцы, шедшие из Индии, да военные корабли королевского флота. Большинство портовых рабочих совершенно лишилось заработка, что, учитывая резко вздорожавшее съестное, весьма напрягало уже не только простолюдинов, чья жизнь ухудшалась несколько лет кряду. Принимая во внимание установившуюся отвратительную погоду, настроение у людей стало совсем чёрным, и теперь почти весь Бристоль устремился в многочисленные пивные, мрачно заливая горе спиртным.
Крикун витийствовал весьма искусно, привлекая внимание недовольных жизнью выпивох, многие из которых уже обсуждали возможность записаться в королевский флот, ну или, на крайний случай в армию, и переезд в тёплую и богатую Бенгалию, где они будут, по слухам, лишены невзгод стылой и голодной родины. Теперь многие и многие всё более внимательно слушали толстяка, взывавшего к их патриотизму и жажде наживы, старательно расписывающему преимущества службы королю и судившему огромную добычу в диких Бенгалии и России под командованием прославленных военачальников.
Старик же, в силу возраста часто мёрзнущий в сырую погоду, молча тянул свой горячий грог и не обращал внимания на происходящее вокруг, но теперь отвлёкся от этого важного занятия и с интересом вслушался в крики горлопана. Толстяк же продолжал изрыгать проклятия в адрес русских, обвиняя их во всех проблемах Британии, славить короля и призывать всех доблестных сынов Альбиона к оружию. Он всё больше и больше распалялся, в конце концов, принялся визжать, чем заставил старика поморщиться и плотнее запахнуть плащ.
Наконец, шум, исходящий от агитатора, стал настолько нестерпим, что любитель грога отставил свою кружку в сторону и вопросительно взглянул на хозяина заведения, мрачной башней возвышающегося за стойкой. Тот в ответ скривил рот и передёрнул плечами, демонстрируя одновременно своё раздражение и полную невозможность для себя как-то остановить это нарушение привычной обстановки в его трактире.
— Эй, толстяк, не пора тебе заткнуться? Проповедуй себе на улице и не мешай добрым людям предаваться беседой с приятелями! — почти миролюбиво прорычал старик. Голос его перекрыл даже визг неряхи и вызвал согласный гул со стороны прочих постоянных посетителей кабака.
— Как ты смеешь, негодяй, прерывать добропорядочного патриота? Верноподданного честнейшего короля Георга! Ты, грязный… — оратор не понял, что он сейчас совершает трагическую ошибку.
— Всяко чище
