Утро нового века - Владимир Владимирович Голубев
— О, так Вы, прекрасно говорите по-английски! — с улыбкой оценил навыки русского его визави, — Представь меня, Хэмфри!
— Его превосходительство адмирал сэр Горацио Нельсон! — церемонно прогундосил один из свиты британца.
— Ха, приветствую Вас, адмирал! — прищурился Сухотин, — Чем обязан Вашему появлению в Неаполе?
— Я прибыл сюда вместе с королём Неаполитанским Фердинандом для наведения порядка в его землях, уничтожению республиканской заразы и изгнания французов. — Нельсон был настолько взвинчен, что на последних словах фразы дал петуха.
— Но, Ваше Превосходительство, я уже больше трёх недель в Неаполе! Здесь давно восстановлена власть короля Фердинанда! Французы изгнаны, а распоряжается всем правительство кардинала Руффо, обладающего всеми полномочиями, полученными от королевского семейства. — удивлённо покачал головой Сухотин.
— Ваш Руффо — подлый изменник! — резко взвился Нельсон, — Когда мои люди найдут его, то я с удовольствием посажу его под замок! Если бы не его красная шапка, то он бы уже готовился предстать перед Всевышним, наравне с этими… Вы не освободили город! Он полон предателей и разбойников! Теперь принести в Неаполь порядок решил сам король! И я — его доверенное лицо!
Сухотин, прищурившись, вгляделся в сидящих за креслом англичанина людей.
— Здесь есть мой прапорщик, сам адмирал Караччиоло[1] и как минимум трое членов Городского Совета! — удивлённо воскликнул русский.
— Это жалкие предатели! — вскочил, размахивая руками, со своего импровизированного трона Нельсон, — Скоро они будут болтаться на виселице!
— Адмирал! Вы с ума сошли? — возмутился Сухотин, — Неаполь уже больше трёх недель как в наших руках, а эти люди сдались! Их судили и освободили от ответственности в обмен на помощь в борьбе с общим врагом!
— Что? Да, мне плевать! Они будут висеть! Такова воля монарха! — рубанул рукой англичанин.
— Но я сам обещал им полную безопасность! К тому же мой прапорщик здесь вообще ни при чём! Он был только послан узнать о происходящем!
— Вашего офицера, хоть он и наглец, я, так и быть, отпущу. А, что касается остальных, то мне плевать — они будут висеть! — с показным равнодушием повторил адмирал и снова уселся на свой импровизированный трон, наблюдать за растущей кучей сокровищ.
— Адмирал! Прошу Вас, мы представляем здесь две великих державы Европы! — примирительно заговорил Сухотин, — Давайте успокоимся и попробуем разрешить возникшую проблему ко всеобщему удовольствию. Излишняя жёсткость и непримиримость в подобном вопросе может не только вызвать неудовольствие неаполитанцев, которые сейчас противостоят французской армии, но и нанесёт урон чести…
— Вы называете меня нерешительным? — взвизгнул Нельсон.
— Я совсем не говорил о Вас, адмирал в подобном тоне, я просил лишь проявить благоразумие…
— Вы смеете называть меня неразумным?
На сей раз полковник не выдержал:
— Значит, захватывать уже освобождённый город, вешать всех, пришедшихся не по душе и Вашим клевретам, а также грабить всех, кто имеет за душой больше сольдо — это проявление разума?
— Пошёл прочь… — Нельсон отмахнулся от Сухотина, словно от назойливой мухи.
— Вы не смеете приказывать мне, я комендант города, который я же захватил! Я полковник вашего союзника, обладающий всеми полномочиями…
— Заткните кто-нибудь этого шута… — взбесившись, бросил адмирал своей свите, — Пора уже вешать первых изменников.
— Я прошу остановить вашу безумную экзекуцию! Всем этим людям я лично дал слово, сохранить им жизнь и имущество!
Нельсон даже не повернул голову в сторону вытянувшегося, словно по струнке русского полковника. Связанных людей, числом в дюжину, повлекли к свежеустроенным виселицам. Несчастные громко кричали, особенно выделялся голос адмирала Караччиоло, взывавшего к полковнику, напоминая о его слове чести.
Сухотин, прищурил левый глаз, смотрел то на влекомых к виселице людей, то на рукоять сабли. Он напряжённо размышлял, выбирая дальнейшую линию поведения.
— Каледин! — бросил он освобождённому прапорщику, решившись, — Уводите десяток, бегом! Передайте Бергу, что так было надо!
Чётким строевых шагом направился Сухотин к виселицам, намертво двумя руками вцепившись в свой верный клинок.
— Я не потерплю унижения меня лично, а следовательно, умаления чести моего Государя… — взревел полковник и, обнажив саблю, стал перед приговорёнными, защищая их от рук палачей.
Нельсон обернулся и, облизнув губы, закричал:
— Вяжите этого негодяя! Никто не смеет нарушать мой приказ!
Русский офицер держался против целой толпы врагов более трёх минут, после чего к нему присоединился прапорщик Каледин, а ещё через несколько мгновений и почти весь десяток. Не хватало только одного солдата, который должен был известить сидевших в крепости Святого Эльма о произошедшем.
Самый молодой пехотинец, из числа пошедших с Сухотиным, Иван Бадров, трясясь от прихлынувшего адреналина, проклиная себя за то, что именно его десятник определил в гонцы, смотрел за схваткой, выглядывая из-за угла дома. Он был так взволнован, что вовсе не заметил, как какой-то неаполитанец подошёл к нему сзади.
— Что, солдат, совсем по сторонам не смотришь? Тебя же так убьют! Как же ты тогда приказ выполнишь? — слова, произнесённые по-русски, заставали сердце солдата совершить прыжок к самому горлу.
— А? — хрипло завыл Бадров, но крепкая рука зажала его рот.
— Ты что орёшь, дурень?
— Господин майор?
— Он самый… — начальник штаба отряда Сухотина мрачно смотрел на творящееся на площади, где люди Нельсона уже добивали русских, — Нельзя нам, брат, сие безумие без ответа оставить! Надо наших в крепости оповестить, да и в Бари депешу послать. Фёдор Фёдорович должен знать, что здесь случилось!
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
Ушаков получил вести из Неаполя очень и очень быстро, причём сразу из четырёх источников, спешивших, как только возможно. Первым прилетел в бухту Суда[2] на Крите, где стояла Средиземноморская эскадра, фрегат Святой Климент, вырвавшийся из-под назойливой опеки англичан.
Сам капитан Сверчков, смертельно бледный, как от переживаний, так и от раны, полученной при драке с высадившимися на судно англичанами, доложил генерал-адмиралу обстоятельства нападения, а также о том, что он наблюдал на берегу. Русский флотоводец не выказал никаких обвинений своему капитану за его растерянность, позволившую адмиралу Нельсону высадиться в гавани Неаполя, незаметно для гарнизона города — слишком уж странной была ситуация, в которой требовалось ожидать неприятностей от союзников.
Русский флотоводец напряжённо размышлял, пытаясь понять, действительно ли Сверчков верно определил висящее в петле тело полковника Сухотина, или такое экипажу Святого Климента только привиделось из-за чрезвычайного волнения. Ушаков не мог поверить, что английский адмирал
