Утро нового века - Владимир Владимирович Голубев
— Ну, миссис Комб! Джейми твердит, что мой папа — трус! И просто боится записываться в полк Джарвиса! — светловолосый мальчуган грозно посмотрел на гувернантку.
— Что? Как Вы смеете такое говорить, мистер Джеймс⁈ — взвилась дама, — Я немедленно пожалуюсь на Ваше поведение Вашему достопочтенному отцу!
— Но, миссис Комб! Все знают, что Джосайя Бедфорд везде твердит об опасности воевать с Европой! Он боится…
— Немедленно замолчите, юный Бишоп! — возмущение воспитательницы было столь велико, что отразилось даже в обращении к ребёнку, — Немедленно идём к мистеру Бишопу! Пусть он сам увидит, какое безобразие творит его наследник!
Она схватила за руки обоих спорщиков и потащила их из комнаты для игр в кабинет хозяина дома.
Сам мистер Бишоп, процветающий ричмондский[13] торговец хло́пком, весьма высокий и широкоплечий, ещё совсем нестарый мужчина, густые чёрные волосы и сливающие с ними пушистые усы, которого придавали ему вид настоящего льва, писал что-то за рабочим столом. Он был неприятно удивлён, когда к нему ворвалась красная словно рак гувернантка, и, чеканя слова, сообщила о ссоре между его сыном и Джорджем Бедфордом.
— Я понял Вас, миссис Комб! — голос Бишопа совпадал с его видом и фамилией, хозяин дома обладал столь сочным басом, что вполне мог бы проповедовать в церкви, — Я попросил бы Вас, миссис Комб, и Вас, Джордж, покинуть мой кабинет. Мне надо побеседовать с сыном!
— Юноша! Как Вы смели говорить в столь пренебрежительном тоне о моём компаньоне, друге и честнейшем человеке? — казалось, что во вкрадчивом голосе этого могучего мужчины слышался рокот далёких водопадов, а, может быть, даже пробуждающихся вулканов.
— Но, отец! — испуг сына, который прежде не слышал от родителя слов, сказанных подобным тоном, был неподделен, — Везде же говорят…
— Я полагал, юноша, что Вы просто невыдержанны и вспыльчивы, но это пройдёт с возрастом! Но Вы ещё и неподдельно глупы! — на последней части фразы Бишоп сдержанно повысил тон, — Как Вы, юноша, смели сказать столь оскорбительные слова сыну столь уважаемого мною и, надеюсь, Вами, человека? Неужели, Вам непонятно, что вы тем самым, нанесли ему оскорбление?
— Папа, я не подумал…
— Воистину, глупец! — резюмировал торговец, — Джосайя — самый храбрый человек в Вирджинии! Но он и горд, словно аристократ! Чёрт тебя побери, Джеймс! Капитан Бедфорд дважды спасал мне жизнь во время войны с королём, он помог мне стать тем, кто я есть! Понимаешь ли ты, что именно дядя Джосайя — истинная причина моего состояния, которое ты, глупец, должен наследовать? Твоя сестра, Фрэнсис, должна будет стать женой Джорджа! Как ты мог…
— Но, папа…
— Немедленно выйди вон, ступай к Джорджу и умоляй его о прощении! Нет! Стой! — Бишоп взял себя в руки, встал из-за стола и вышел к сыну.
Отец обнял ребёнка, глаза которого были полны слёз ужаса, и тихо начал говорить:
— Джейми, сынок! Пойми: нельзя верить тому, что говорят на улицах, нельзя! Ты мог бы прийти ко мне и спросить, правда ли это, коли ты сам пока не способен понять, что правда, что нет. Джосайя — действительно человек безумной храбрости и безупречных понятий о чести. Он никогда не трусит и никогда не изменяет слову. Пока я прошу тебя просто в это поверить, но ты подрастёшь и тогда…
Иди, мальчик мой! Ничто не должно стать между тобой и Джорджем, так же, как и между мной и Джосайей! Ты понял меня?
— Да, папа, понял… — мальчик, подбирая ноги, вышел из кабинета. Пусть сначала он бежал, но к двери он уже шагал так, как и подобает сыну уважаемого ричмондца, заслужившего во время войны чин капитана.
Отец с удовольствием кивнул, наблюдая изменения в поведении мальчика. Когда дверь за Джеймсом закрылась, Бишоп немедленно вызвал кучера и велел снарядить коляску к складу, где сейчас работал его компаньон.
— Джосайя, друг мой!
— О! Дорого́й мой капитан Бишоп! Чем обязан визиту в столь неурочный час? Бог мой! Что-то с Джорджем? — Бедфорд был внешне полной противоположностью своему другу, невысокий, подвижный, розовый, с редеющими светлыми волосами, не прикрытыми париком, валявшимся на столе.
— Успокойся, Джосайя! Почему ты вдруг решил, что с Джорджем проблемы? — ласково пророкотал Бишоп, хлопая компаньона по плечу.
— Прости, Джеймс, после смерти Маргарет я стал слишком беспокоиться о сыне… — виновато развёл руками Бедфорд.
— Ох, друг мой… Такое горе… Но, не волнуйся, я и моя Кэтрин сделаю всё для того, чтобы Джорджи не чувствовал потери!
— Спасибо тебе, Джеймс.
— Не волнуйся, Джосайя. Тем не менее, я приехал сюда не просто так. — львинообразный торговец потёр лицо, готовясь к сложному разговору, — Слухи о твоей позиции по поводу набегов слишком уж разошлись по Ричмонду… На улицах твердят, что ты просто боишься… И вот, даже мой Джейми-младший…
— Но, Джеймс! Ты же знаешь, что я никогда… — густо покраснел Бедфорд, — Ведь генерал Грин также твердит, что слишком опасно играть с огнём, тревожа большие европейские империи! Война в Европе кончится, а тогда они вспомнят про назойливую муху в Америке! И тогда они, походя, нас просто прихлопнут!
— Джосайя… Ты же знаешь, что я тоже далеко не в восторге от перспективы новой войны, но. Друг мой, мы не можем идти против течения! Город бурлит от зависти перед бостонцами, притащившими из Панамы два корабля, груженные золотом!
— Бог мой, Джеймс… — усмехнулся Бедфорд, — Ещё неделю назад говорили об одном корабле, ещё неделю назад — о корабле, гружёным серебром, а ещё…
— Разве это важно, дружище? — воздел руки вверх темноволосый, — Слухи, именно они решат всё. А при их возникновении жадность стоит на первом месте! Слишком уж хорошо начали жить бостонцы, что остаётся прочим? Ни тебе, ни даже генералу Грину не остановить человека в его жажде денег!
— Что же ты предлагаешь? Следовать за глупостью толпы? Ты же знаешь, что слухи распространяют те же англичане, с которыми мы недавно воевали?
— А до этого мы сами были англичанами! Да, уж точно, не сто́ит идти против течения, Джосайя! Твоё имя полощут базарные кумушки, тебя называют трусом!
— А это сказывается и на моей семье… Ты прав, друг мой…
— Ты всегда был очень умён, Джосайя! —
