Бренная любовь - Элизабет Хэнд
– И он вернулся?
– Скоро увидите сами.
– Но как его, убийцу, могли выпустить из Бедлама? Он же опасен…
– Большую часть времени он был связан, – сказал Лермонт и обратил взгляд в окно. – Смирительная рубашка, электрошоковая терапия и сульфанол кого угодно избавят от кровожадных порывов. Когда я впервые увидел Кобуса, он был похож на пугало, не способное узнать даже собственное имя – или произнести его. Лечившие его психиатры и сами жили в ужасной бедности… В этой стране у врача государственной больницы не может быть достойного заработка, мистер Комсток! Словом, мое предложение пришлось им по душе. Мистер Кэнделл с тех пор находится исключительно на моем попечении. Каждый год я выписываю ему каталог Королевской академии художеств и множество других периодических изданий, поэтому он имеет некоторое представление о том, что происходит в мире. Приезжают к нему и посетители. Россетти, его брат и сестра, – все сюда наведывались. Суинберн, опять же, а не так давно и Берн-Джонс побывал. Поэтому Нед и захотел перевезти сюда мисс Апстоун. Однако теперь я решил, что Кобусу будет полезно познакомиться с коллегой. Идемте, мистер Комсток?
Рэдборн испуганно поднял глаза, но доктор Лермонт уже вышел из столовой. Рэдборн поспешно отставил тарелку и поспешил следом.
– Когда-то я мечтал, что у меня будет много пациентов, – сказал Лермонт по пути. – Однако в западном крыле до сих пор никто не живет – кроме мистера Кэнделла. Он ценит уединение, а из его окна открывается потрясающий вид на руины… Боюсь, мисс Апстоун такой вид не подойдет, он может излишне ее взволновать. Я стараюсь создать для нее более спокойную, домашнюю обстановку.
Они стали подниматься по лестнице, возвращаясь по своим следам, покуда не оказались в узком коридоре с каменными стенами, полом и потолком. Окна оказались просто щелями, вырубленными прямо в камне: ни стекол, ни штор для защиты от сквозняка на них не было. Рэдборн задрожал от холода; Лермонт, шагавший чуть впереди, повернул за угол. Минуту спустя Рэдборн его нагнал: он стоял и рылся в карманах жилета. Звякнул о камень металл. Доктор Лермонт толкнул дверь.
– Добрый день, Кобус! – громко произнес он. – К вам гость – помните, я вам о нем говорил? Позволите познакомить вас с американским живописцем Рэдборном Комстоком?
Рэдборн проследовал за доктором Лермонтом в палату. Он вдохнул запах скипидара и заморгал. Палата была большая, с единственным огромным окном, забранным кованной решеткой. Одна эта решетка стоила в несколько раз больше того, что Рэдборн заработал в Гаррисоновской лечебнице.
– Мистер Комсток, – произнес голос с картавым кентским выговором. – Как я рад вашему визиту!
К нему подошел человек с осунувшимся морщинистым лицом в старинном сюртуке под светло-голубой блузой художника из грубой материи. На его широких сгорбленных плечах лежали заляпанные краской седые лохмы, в которых, как и в седой бороде, запутались веточки и травинки. Алые девичьи губы растянулись в улыбке, обнажив посеревшие зубы. В целом он имел вид человека, чудом пережившего тяжелую болезнь.
Впрочем, когда Рэдборн заглянул в его глаза светлейшего голубого оттенка, ему пришла странная мысль: «Для безумца он поразительно хорош собой».
– Кобус, вы, вероятно, помните, что мистер Комсток приехал к нам из Нью-Йорка, – с улыбкой произнес Лермонт. – В Лондоне у него еще не очень много знакомых, и я подумал, что он мог бы наняться к вам в подмастерья.
Слово «подмастерье» покоробило Рэдборна, однако он радушно протянул художнику руку.
– Очень рад знакомству.
Кэнделл продолжал молча его разглядывать, причем смотрел он, казалось, куда-то ему за спину. Рэдборн невольно покосился через плечо и, разумеется, никого там не увидел. Слегка раздосадованный – не вздумал ли старик над ним издеваться? – Рэдборн вошел в палату, держась на расстоянии от Кэнделла, и с интересом осмотрелся.
– Вот это да, впечатляет! – восхищенно присвистнул он. – Кто покупает вам холсты и дерево?
– Как же, мистер Лермонт, – ответил Кэнделл и вновь расплылся в милейшей улыбке, а затем поднял руку, словно махал кому-то вдалеке. – А вас он разве не обеспечивает всем необходимым?
– Пока нет, – ответил доктор Лермонт.
Комната была завешана и заставлена картинами. Впрочем, здесь царил не сбивающий с толку хаос, как в кабинете Лермонта, а хорошо знакомый Рэдборну художественный беспорядок: тут и там стояли прислоненные к стенам и мольбертам полотна, столы были завалены банками с кистями, засохшими палитрами, увеличительными стеклами и обломками угольных карандашей, а в воздухе витали запахи влажного холста, скипидара и растворителя с легким подтоном тухлых яиц. На стенах висели законченные картины: рыжеволосая женщина, срывающая яблоко с собственной груди, и мужчина, потрясенно воззрившийся на свою тень, в которой угадывались очертания монстра. Еще там было несколько портретов: в одном лобастом и веселом господине Рэдборн признал Данте Габриэля Россетти, на другом был запечатлен некто Врач-Надзиратель Бродмурской лечебницы, а на третьем – Лермонт собственной персоной, сидевший на троне из прутьев, бересты и рябиновых гроздей.
Однако все лица – как на портретах, так и на фантастических картинах, – имели странное сходство: неестественно длинные и раскосые глаза, чувственный и надменно-жестокий изгиб губ. Они вызывали у Рэдборна легкое отвращение, словно он перевернул бревно и обнаружил под ним разлагающийся труп животного. Он отвел глаза, однако чувство не покинуло его, а слилось с образом незнакомки на мосту Блэкфрайарс, опалило щеки.
– Смотрите под ноги, мистер Комсток, – предостерег его Лермонт.
Рэдборн опустил глаза и тут же почувствовал, как под ногой что-то хрустнуло.
– Господи, – пробормотал он.
Весь пол был усыпан опавшими листьями березы, дуба, боярышника и утесника, тут и там виднелись хрупкие скорлупки буковых орехов и россыпи похожих на крошечные черепа желудей. А еще всюду валялась яичная скорлупа. Содержимое одних яиц, судя по всему, пошло на изготовление темперы, другие были сварены вкрутую, но недоедены, и сообщали тот самый смрадный подтон стоявшему в палате запаху скипидара и лесного опада.
Рэдборн нагнулся посмотреть, что же он раздавил, и потрясенно подобрал с пола осколки стеклянного сосуда.
– Сусальное золото?!
– Вы не виноваты, – мягко заверил его Кэнделл. – Мне следовало убрать его на место.
Рэдборн бросил взгляд на Лермонта, но доктор разглядывал через лупу небольшое полотно на стене.
– Оставьте себе, если хотите, – добавил Кэнделл и похлопал Рэдборна по плечу. «Ведь это, малый, волшебное золото – увидишь! Бери его и прячь!»[44]
Рэдборн изумленно взглянул на него, затем кивнул и сунул находку в карман.
– Да, хорошо. Благодарю вас.
Он повернулся, подошел к столу под окном и в потрясении уставился на огромную коллекцию пигментов: ляпис-лазурь, изумрудная
