Медведев. Книга 2. Перемены - Гоблин MeXXanik
Дом затих. Где-то внизу звякнула щеколда. Может, Никифор обходил замки, проверяя, всё ли закрыто. Или объявившийся Мурзик устроился на столе, разоряя оставленную тарелку с печеньем. Я не знал точно. Да и не нужно было. Главное, что всё шло как надо.
Я вяло прокручивал в голове события дня. Сколько всего уложилось в одни сутки. В столице, бывало, и за неделю не накапливалось столько дел. А здесь, в этой глуши, я вдруг оказался по-настоящему занят. Нужен. И последнее было странно и приятно.
Сон подкрался незаметно. Плотный, вязкий, как омут. Потянул за собой, утопил все мысли, сгладил углы. Только на границе сознания, уже почти во сне, послышался хриплый ироничный женский голос:
— Начальник рыбохраны… князь, шельмец…
И мне показалось, что я усмехнулся уже там, за гранью этой реальности и сна.
Глава 12
Утро
Я проснулся от чьего-то монотонного, приглушённого голоса. Словно в другой комнате говорил не выключенный с вечера радиоприёмник.
— Ходит непонятно где, шастает… — ворчал знакомый голос. — А мне потом пятна от босых ног убирай… А это, между прочим, не так уж легко… Одного мыла сколько уйдёт…
Я лежал с закрытыми глазами и прислушивался. Но бормотание прекратилось.
Открыл глаза, медленно повернулся на бок и довольно вздохнул, отметив, что окно было закрыто. Значит, сегодня обойдемся без утренних сюрпризов в виде сквозняков и птичьих гостей. А вот дверь в ванную была приоткрыта. В щель просачивался свет, и из которой доносилось бурчание.
Дверь открылась чуть шире. В проёме появился Никифор, лохматый, сосредоточенный, с выражением глубокой занятости. В руках он держал объёмный льняной мешок. Похоже, в него он складывал вещи для стирки. И я быстро зажмурился, делая вид, что сплю. Но веки я сомкнул неплотно, подсматривая за гостем.
Домовой осторожно, но с усилием потащил мешок к выходу, словно выносил боевые трофеи. Волочил его по полу, при этом не прекращая своё бормотание:
— И ведь ни копейки мне не платят. Ни рублика. Как хочешь — так и выкручивайся…
На секунду он остановился у двери, вздохнул с явным надрывом и кивнул сам себе, будто подводя итог всему происходящему. Затем крякнул, словно вдруг вспомнил о чём-то важном и неприятном, хлопнул себя по лбу и, не раздумывая, бросил мешок прямо на пол.
Никифор прытко развернулся и зашагал к окну. Открыл раму ловко, в один приём. Не широко, всего на ладонь. Словно не проветрить, а обозначить присутствие свежести. Полюбовался результатом, кивнул с одобрением, как человек, который всё сделал правильно, и уже хотел было удалиться. Затем достал из кармана штанов несколько семян и осторожно положил их на подоконник.
Но повернувшись, он увидел, что я уже открыл глаза. И лежал, не двигаясь, глядя прямо на него. Без укоров, но и без удивления.
Домовой, застигнутый врасплох, сначала слегка присел, а потом заметно приосанился. Подтянул рубаху, поправил верёвку на поясе, будто вдруг вспомнил, что он — хранитель, а не ночной уборщик. Выпрямился, принял важный вид и, деловито щурясь, спросил:
— И чего вам не спится?
Голос у него был серьёзный, почти укоряющий. Как будто это я нарушил порядок вещей тем, что проснулся раньше, чем ему удалось закончить утренний обход. И я заметил, как он легким движением смахнул семечки за окно.
— Да вот, пришлось, — ответил я и вздохнул, потянувшись под одеялом. — Душно было. А тут ты окно открыл, воздух впустил… И сразу легче стало.
— Так… на то я и домовой, — с готовностью закивал Никифор. Вид у него был торжественный, как у человека, чья заслуга наконец признана. — Я ж завсегда полезное делаю. За домом слежу, за порядком гляжу. Без меня бы всё уже…
Он махнул рукой, но фразу не закончил, умолчав о возможных катастрофах, которые обязательно случились бы, если бы он не следил за порядком.
— Я там одежду снял… — тихо напомнил я не вставая.
— Не извольте беспокоиться, княже, — сразу отозвался он, вытягиваясь в струнку. — Я уже всё собрал. Ничего не забыл. Вычищу, выстираю, просушу как надо…
Он вдруг откашлялся, будто одёрнул сам себя за излишнюю мягкость, и лицо его стало строже. Я понял, что домовой вернулся к привычной роли.
— А вам, между прочим, пора уже просыпаться, — нахмурился он подбоченясь. — Дел, что ли, нет? Лишь бы бока отлеживать да перину портить. У нас, между прочим, народ с рассвета на ногах, а вы тут…
Я только улыбнулся. В этой ворчливости, в утреннем бубнеже и суете было что-то очень тёплое.
Проводил Никифора взглядом, как он, ворча, подхватил мешок и отправился по делам. Затем отбросил одеяло, опустил ноги на пол и поднялся.
Быстро принял душ, потом растёрся чистым, пахнущим травами полотенцем, будто только что вытащенным из поленницы на солнце.
В комнате меня уже ждал костюм. Аккуратно развешенный, выглаженный с педантичной тщательностью. Белая рубашка и костюм-тройка из серой ткани — всё сидело по фигуре, как будто снято с меня, пока я спал. А ведь раньше, насколько я помнил, костюм был мне слегка великоват.
Нагрудный карман пиджака украшал маленький герб, вышитый тонкими, уверенными стежками. Я провёл по нему пальцами, ощущая гладкую поверхность нитей. Будто он там был всегда, и я только сейчас заметил.
Мысль о том, чтобы поблагодарить домового, пришла сама собой. Не из вежливости, а по-человечески. За заботу, за то, что всё продумано до мелочей.
Главное — сказать это так, чтобы он не решил, что я издеваюсь. Никифор ведь обидчивый. Но, пожалуй, стоит рискнуть.
Я спустился по лестнице в гостиную. Воздух первого этажа был тёплым, с запахом древесного угля и заваренного чая. В кресле у камина сидел Морозов. Будто он и не уходил никуда с вечера.
— Доброе утро, юный князь, — сказал он, подняв глаза. Голос был бодрым, но в нём проскользнула настороженность. — Рановато вы сегодня проснулись.
— Главное, что хорошо выспался, — отозвался я, подходя ближе. — Происшествий не было?
Спросил скорее по привычке, из вежливости. Но в ту же секунду заметил, как воевода чуть напрягся. Лёгкая тень прошла по лицу, подбородок стал резче, взгляд немного потускнел. Он не ответил сразу. Я замедлил шаг, остановился у кресла и вопросительно посмотрел на него, ожидая ответа.
Морозов скривился, будто откусил что-то
