Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр
Проводив Чу Цюнхуа, Шан Сижуй в волнении притянул Чэн Фэнтая к себе:
– Второй господин, второй господин! Как вам мое сегодняшнее выступление?
Чэн Фэнтай погладил его по голове и сказал со смехом:
– Великолепно! Никогда не видел ничего лучше! У Шан-лаобаня был такой величественный вид! Солдаты, которых привел второй господин, не очень-то соответствовали Шан-лаобаню! А какой Шан-лаобань выдающийся талант!
Шан Сижуй прищурился в улыбке:
– Ну это само собой!
Так они и разговаривали, обсуждая судьбу Чу Цюнхуа, пока Чэн Фэнтай помогал Шан Сижую снять грим. Когда грим был снят, Шан Сижуй словно смыл с себя и бодрость духа, тут же принялся зевать аж до слез, выступавших на глазах. Чэн Фэнтай взглянул на часы – скоро начнет светать, поглаживая Шан Сижуя по спине, он рассеянно улыбнулся:
– Ох… Неужели господин Чу признал такого большого человека своим покровителем? На сей раз он едет в Нанкин, кто знает, может быть, станет и премьер-министром Цзяном. А господин Чу теперь наследник престола.
Сонный Шан Сижуй, услышав эти слова, глупо захихикал. Его охватила полудрема, разум затуманился, как у пьяного, самый что ни на есть настоящий дурачок. Улучив момент, Чэн Фэнтай тихо заговорил о другом:
– Почему ты покинул резиденцию командующего, когда он так горячо о тебе заботился?
Глаза Шан Сижуя почти закрылись:
– Потому что я хотел выступать. Добиться славы в Бэйпине для моего отца.
– А что же насчет третьей барышни?
– Какой еще третьей барышни?
– Третьей дочери командующего Цао!
Шан Сижуй говорил все прерывистее:
– Я… пою. Какое мне дело до нее? …Что она говорила?
Чэн Фэнтай похлопал его по щекам, приводя в чувство:
– Кажется, ты ей очень нравился?
– Мм… Правда? Нравился… – Шан Сижуй наполовину уже погрузился в сон.
– А что же ты? Тебе нравилась третья девчонка Цао?
На этот вопрос ответа он так и не получил. Шан Сижуй мгновенно заснул, тихонько похрапывая, белоснежную сценическую рубашку он так и не снял, и теперь крепко прижимался к Чэн Фэнтаю.
Чэн Фэнтай ущипнул его за щеку и с улыбкой покачал головой.
Так они и сидели в тишине некоторое время, пока дверь не отворилась со скрипом. Все актеры уже разошлись, и Сяо Лай наконец высвободилась. Увидев этих двоих в тусклом свете лампы, прильнувших друг в другу с улыбками на лицах, Сяо Лай и сама не поняла, что за чувства на нее нахлынули, она вот-вот готова была заплакать, да так и застыла в оцепенении.
Было уже за полночь. Слушая дыхание Шан Сижуя, Чэн Фэнтай тоже наконец почувствовал усталость и вздохнул:
– Вещи собирать не будем, пойдем! Возвращаемся домой! – с этими словами он с особой осторожностью как следует укутал Шан Сижуя в свое суконное пальто, поднял его на руки и прижал к себе:
– Нельзя застудить нашего Шан-лаобаня. Ай, а он тяжелый.
На руках его оказался актер, придавленный многовековой оперной историей, разве мог он оказаться легким? Огни на сцене и за кулисами уже погасли. Сяо Лай шла впереди, освещая путь фонарем. В коридоре валялись разбросанные тут и там сценические костюмы, окурки да искусственные бархатные цветы для украшения головы. Чэн Фэнтай шел очень осторожно, бормоча себе под нос:
– Эх, если я споткнусь и упаду, наш маленький актер разобьется вдребезги.
Вот почему он шагал все медленнее, чуть ли не переминаясь на месте как старик, каждый шаг давался ему с трудом, словно он делал его наугад, потратив немало времени. Казалось, он прошагал с Шан Сижуем на руках целую жизнь, так он устал. В неверном свете фонаря, покачивающемся впереди, ему почудилось, что они оказались во сне, и нет у них больше пристанища, некуда им возвращаться.
Сяо Лай, освещая землю фонарем, подняла глаза и увидела на лице Чэн Фэнтая неясное умиротворенное выражение. Шан Сижуй, пригревшийся у него на груди, чуть закопошился во сне.
Сяо Лай вдруг почувствовала, что в носу у нее снова защипало.
Глава 14
«Записки о прячущемся драконе» Шан Сижуя играли три дня подряд, после чего театр закрыли перед Новым годом. Однако Бэйпину не суждено было провести Праздник весны [79] в спокойствии. Как и предполагалось, «Записки о прячущемся драконе», подобно одному брошенному в озеро камню, подняли тысячу волн, получив неоднозначные оценки со стороны зрителей и критиков – кто-то их восхвалял, а кто-то поносил. Движения, взгляды и поступь, пение и речитатив, жестикуляция и акробатика – все это, само собой, было исполнено безупречно, Шан Сижуй с Юй Цин и поодиночке могли справиться с большой постановкой, а тут уж тем более, раз двое непобедимых объединились. Видные представители старшего поколения и актеры-любители, сидевшие тогда в зале, в один голос заявили, что Шан Сижуй стремительно взлетел в сравнении с теми годами, когда он только приехал в Бэйпин, отчего они даже не смели его признать. Будь здесь Нин Цзюлан, он тоже ошеломленно ахнул бы, удовлетворенный тем, что передал все свои душевные силы правильному человеку. Танец Шан Сижуя с мечом в особенности поразил театральный мир, цветущей ветвью он затмил собой всех прочих актеров. Столько лет они слушали оперу и вовсе не ожидали, что у Шан Сижуя имеются подобные неизведанные таланты, как и не знали того, когда именно он обучился владению мечом – еще в Пинъяне или уже в Бэйпине. Ну как это могло не восхитить людей?
Во всем Бэйпине из года в год интерес к Шан Сижую рос вслед за его популярностью – как среди любителей оперы, так и среди тех, кто ее не слушал. К этому времени слава его достигла таких вершин, о которых актеры прошлых лет не смели даже мечтать. Каждый судачил о Шан Сижуе, обсуждал труппу «Шуйюнь», обменивался высосанными из пальца, не имеющими под собой доказательств слухами. Даже одну новость, мало-мальски касающуюся Шан Сижуя, сплетники могли смаковать еще очень долго. Все это напоминало, как по ту сторону океана люди с Запада обсуждали кинозвезд. Поклонявшимся ему людям не терпелось расцеловать
