Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр
Фань Лянь откинулся на спинку стула и подвел этой сплетне следующий итог:
– Подробностей этого дела я не знаю, поэтому ничего толком сказать не могу. Но если командующий Цао отпустил Шан Сижуя, чтобы избежать подозрений, это вполне имеет смысл.
На сцене тем временем близилась кульминация всего спектакля, верный слуга императора отдал тому свою жену, чтобы государь мог оставить наследника, а сам император притворился мертвым и бежал из дворца. В зале ходило немало сплетен, однако же на сцене их было еще больше, да и касались они самого государя-императора, отчего зрители то и дело вздрагивали, на лицах их застыл испуг. Фань Лянь сидел молча, ничего не говоря, погрузившись в глубокие раздумья. Чэн Фэнтай же не раз наблюдал подобные сюжетные ходы, в которых совершались величайшие преступления, он уже предвидел, что все первые полосы в завтрашних газетах отведут под мельчайшие детали сегодняшнего представления, и слава Шан Сижуя разгорится еще большим пламенем.
Глава 13
Закончив исполнять «Записки о прячущемся драконе», Шан Сижуй все же не устоял перед обожанием зрителей и вышел на сцену еще раз, чтобы сыграть отрывок из пекинской оперы «Битва при Сяояоцзине» [75]. Пока все разошлись после спектакля, пока он снял грим, было уже глубоко за полночь. Чэн Фэнтай, обменявшись с Фань Лянем парой шутливых фраз, распрощался с шурином, приказал Лао Гэ ждать его в машине, а сам отправился за кулисы. В узком коридорчике, ведущем в гримерку, он столкнулся с бэйлэ Анем, которому явно дали от ворот поворот: наверняка он смог повидать Шан Сижуя, однако вспышкой гнева явственно старался прикрыть смущение, на лице его повисло выражение ярости, и он был бледен как смерть, словно только что поцеловался с дверью. У дверей гримерки стояли Сяо Лай и какой-то посторонний мужчина, по виду телохранитель. Кажется, у Шан Сижуя был гость, да не простого происхождения.
Чэн Фэнтай слегка приподнял шляпу и первым окликнул бэйлэ Аня:
– Ох! Господин бэйлэ! Доброго вам вечера!
Бэйлэ Ань сложил руки в приветственном жесте, насупив брови и выдавив краешком губ улыбку – можно считать, ответил поклоном, а затем бочком протиснулся мимо и поспешно ушел. Чэн Фэнтай и не ожидал от Шан Сижуя, что тот способен так сильно выводить из себя других. Взгляд его забегал по сторонам, и тут он заметил старшую шицзе Юань Лань, которая как раз вышла из гримерки, что напротив уборной Шан Сижуя, и теперь курила, стоя в дверях. Она накинула на плечи большое пальто, из-под которого виднелось шелковое платье на бретельках. Скользнув взглядом по уборной Шан Сижуя, она подмигнула Чэн Фэнтаю. Тут-то Чэн Фэнтай кое-что и сообразил. Проведя последние годы в светском обществе, он давно перестал быть безрассудным юнцом, который не разбирает, где хорошее, а где дурное, отстаивая свою честь. Не обладал он и тем грубым нравом детей маньчжурской знати, стоящей под восьми знаменами. И правда, только он подошел к уборной, как стражник скалой преградил ему путь, ясно показывая, что никто не войдет внутрь без дозволения. Сяо Лай не успела еще ничего сказать, как Чэн Фэнтай уже повесил на лицо распутную улыбку, присущую отпрыскам знати, палец прижал к губам, показав, что собирается держать язык за зубами, и тихим голосом ласково проговорил:
– Я понимаю, входить не буду, подожду снаружи, сколько требуется, пойдет? Барышня Сяо Лай сегодня тяжело потрудилась, я подменю.
Разве могла Сяо Лай согласиться? Тут уж Чэн Фэнтай взглянул на Юань Лань, подав ей знак. Та закатила глаза, подумав про себя, что он и в самом деле считает ее прислугой, но сигарету затушила, оправила полы пальто и с нежной улыбкой обняла Сяо Лай за плечи, увлекая ее внутрь:
– Ай-яй! Сяо Лай, и ты отдохни немного! Братец Жуй на сцене – ты стоишь здесь, ему прислуживаешь, братец Жуй сошел со сцены – а ты снова подле него. Как ты же вытерпела семь или восемь часов на ногах? Отвлекись на минутку, братец Жуй ведь не упорхнет! Глупышка!
Сяо Лай не смогла ее переспорить, и Юань Лань утащила ее за собой против воли. Повернув голову, Юань Лань бросила на Чэн Фэнтая кокетливый взгляд, а тот вынужденно ответил ей тем же, это все-таки театральная труппа, а они превратили ее в кабачок, где развлекаются с мисс.
Чэн Фэнтай встал у двери, прижался к ней и заглянул внутрь. Дверь и окна были обклеены на старомодный манер шелковой бумагой, которая почти ничего не пропускала, даже сколько внутри людей, было неясно. Охранник рядом глядел на него широко распахнутыми глазами, словно браня его за бесцеремонность. Чэн Фэнтай лишь улыбнулся ему, одну руку засунул в карман, другой предложил охраннику сигарету. Тот отказался. Тогда Чэн Фэнтай закурил сам, затянулся и, запрокинув голову, не спеша выдохнул дым, словно он и правда пришел посторожить вход, вид у него был пренебрежительный и равнодушный.
Однако шелковая бумагах на окнах все же оставалась бумагой – тонкая, наклеенная кое-как, она позволяла ясно расслышать, как Шан Сижуй внутри говорит:
– Не стоило тебе ссориться с бэйлэ Анем. Бэйлэ Ань вовсе не это имел в виду.
Ответил ему глухой и хриплый мужской голос:
– Да что он там имел в виду! Я уж столько терпел их выходки, больше терпеть не намерен!
Чэн Фэнтай давно уже пребывал среди актеров, так что, едва услышав этот голос, сразу понял, что он принадлежит одному из них. Актеры выговаривают слова четко, не как заурядные люди. От этой привычки им уже не избавиться, а простым обывателям ей не выучиться.
Шан Сижуй вздохнул:
– Ах, хорошо, будь тогда по-твоему.
В голосе его слышалась беспомощность.
Тот человек помолчал. Подавив прежнее недовольство, он овладел собой и с некоторой нежностью произнес:
– Твое выступление сегодня… Ты пел хорошо, правда хорошо… Давно я не слышал, чтобы ты исполнял амплуа шэн.
Шан Сижуй тихонько рассмеялся:
– Да, давно я не пел шэнов, на сей раз роль была хорошая.
Раздался звук шагов и шуршание одежды, неизвестный подошел ближе – неясная тень остановилась перед лампой. Он, должно быть, встал за спиной Шан Сижуя, поглаживая его по спине или волосам. Чэн Фэнтай вообразил уже, с каким восхищением тот человек смотрит на Шан Сижуя в зеркале.
– Когда я
