Утро нового века - Владимир Владимирович Голубев
Катя просто плакала, сердце моё обливалось кровью, но надо было продолжать.
— Понимаешь, сестрёнка, мужчина должен сам проходить эту дорогу, иначе…
— Но Верный же счастлив с принцессой Кристиной! — сквозь всхлипы вырвалось у неё.
— Верный — аристократ, а Никольский из поповских детей. — погладил я Катю по волосам, — Василий всегда был выше слухов и шёпота за спиной, а Аникита… Ему будет значительно сложнее.
— То есть ты считаешь, что нам не стоит…
— Я ничего такого не сказал, Катя! Я готов принять и благословить любое твоё решение, если ты будет счастлива!
— Так что мне делать, Павлик? Я люблю его! — боль в голосе девушки была совсем неподдельна.
— Твой Никольский должен сам принять решение, выстрадать его… Подумай, будешь ли ты уважать супруга, который всего лишь плыл по течению? Кстати, а он тебе говорил о любви? О намерениях просить твоей руки? — более строгим тоном справился я у сестры.
— Ну, я думала…
— Господи! Катя! Что же делаешь? — крутилось в моей голове, — А что, если Никольский вовсе не влюблён в тебя? То, что он возится с тобой, сделал тебя своей помощницей, может всего лишь говорить об уважении или даже об игре, игре с милым котёнком… Рассматривал ли он её, вообще, в качестве супруги? Если Катя его фактически к этому принудит, то как её родителям и мне на такое можно будет согласиться, не будучи уверенным в искренности чувств?
Да каково им будет дальше, когда на них обрушится зависть высшего общества России и Европы? Выдержать такое давление возможно, только имея между супругами любовь, иначе…
Что же делать?
— Знаешь, что, поезжай-ка в Царьград, Катя. Поезжай… Родители тебя не оставят одну, там ты будешь вдали от Аникиты, море, тепло… Время пройдёт, всё же понятнее будет, посмотрим, что Никольский делать будет… Это самой большее, что ты можешь сделать теперь, сестрёнка…
Вот, не было проблем…
[1] Дижестив — напиток, подающийся после еды.
[2] Шарль Морис де Талейран-Перигор (1754–1838) — знаменитый французский политик и дипломат, чьё имя стало символом политической интриги. Удерживался у власти долгие годы при разных режимах. Епископ Отёнский, князь Беневентский, герцог Дино.
[3] Сир — форма обращения к монарху.
[4] Понтуаз — современный пригород Парижа.
[5] Крунембург — семья голландских купцов, владевших в XVII–XVIII вв. лучшими виноградниками Франции.
[6] Конти — младшая ветвь Бурбонов, один из которых, Луи-Франсуа, был больши́м любителем вина́, скупавшим лучшие виноградники Франции.
[7] Квестор — в Древнем Риме магистрат, заместитель консула.
[8] Нана Фарнавис (1742–1800) настоящее имя Баладжи Джанардхан Бхану — крупнейший политический деятель, государства маратхов в Индии, министр финансов и первый министр империи.
[9] Даулат Рао Шинде (1779–1827) — один из влиятельнейших вельмож и известнейших полководцев империи маратхов, махараджа индийского княжества Гвалиор с 1794 года.
[10] Альков — ниша, в которой стояла кровать. В переносном смысле постель.
[11] Наложница — в прямом значении служанка, убирающая постель (ложе), в переносном значении любовница, незаконная жена.
[12] Ван — титул правителя в странах китайского влияния, примерно соответствует титулу король.
Глава 6
Никольский запросил личную аудиенцию. Трёх дней не прошло, как Катя внезапно отбыла к родителям, а он решился что-то сделать. Я не стал тянуть время, чем скорее будет вскрыт нарыв, тем легче будет двум хорошим людям. Катя — моя сестра, дорого́й мне человек, за счастье которой я молил Бога каждый день. А Никольский? Он талантливейший учёный, великолепный писатель, очень неплохой собеседник, один из многочисленных столпов государства нашего — мне было совершенно невозможно наказывать его за чувства непослушной девчонки…
Мои агенты сообщали, что Катя и Аникита проводили вместе много времени: делали опыты, писали научные работы, летали на шарах, гуляли, но вот о чувствах они ничего сказать не могли. Мне нужно было лично понять, не являются ли слова моей очень порывистой сестры просто её фантазиями. Прежде чем принимать какие-то решения…
Прекрасно, что сам Никольский развеял мои сомнения.
Он вошёл на негнущихся ногах, словно плохо сделанный деревянный солдатик, лицо его было покрыто белыми и красными пятнами — настоящий красавец! Я надеялся, что угадал причины его визита. Как же я благодарил Бога потом, что не ошибся!
Серьёзный человек, безоговорочно преданный моему престолу, безумно переживающий за свои недопустимые чувства к Великой княжне, он не мог признаться ей. Виной тому было, конечно, и его довольно низкое происхождение, и страх за новую неудачу на любовном фронте, но основной причиной всё же стали верноподданнические чувства, которые кипели в душе́ Никольского. Прославленный учёный и писатель серьёзно опасался того, что его признание Кате может нанести урон государству.
Наверное, Аникита бы так и скрывал чувства, но размышления всё же привели его ко мне. Никольский просил меня разрешить ему думать о Кате, в противном случае он настаивал на немедленной отправке его под любым предлогом подальше от Петербурга, где учёный работал рядом с Великой княжной. Пионер воздухоплавания был готов даже к осуждению на каторгу или казнь.
В разговоре вёл Никольский себя крайне достойно, чем ещё больше заслужил моё уважение. Я и ранее был не сильно против видеть прославленного писателя мужем Кати, принимая чувства моей сестры и ценя популярность и таланты вероятного жениха, а после этой беседы проникся к нему искренней симпатией — ради любви Аникита Васильевич был готов сложить голову, но при этом не допускал и мысли о предательстве интересов государства. Так что, я с лёгким сердцем дал своё согласие на его ухаживание за Катей, более того, рекомендовал Никольскому незамедлительно отправиться в вдогонку за девушкой. При получении её согласия я не возражал, что он обратится к маме и Грише за благословением брака. Брать на себя переговоры с родителями возможной его невесты я не намеревался — пусть уж сами разбираются.
Кстати, разобрались. Когда мне описывали представления, которые мои наблюдатели лицезрели в Цареграде, то мне оставалось только восхищаться. Причём лучших слов заслуживали и Никольский, и Мама, и даже Григорий, и тем более Катя, которая отнеслась к моим словам весьма внимательно и спряталась за спиной жениха.
Принять Никольского, безродного, но знаменитого, в качестве
