Бренная любовь - Элизабет Хэнд
Рэдборн едва сдержал рвотный позыв, так сильно несло туберозой от леди Уайльд, буравившей его своими подведенными сурьмой глазами.
– Знайте, еще не все пропало, – произнесла она, а потом без предупреждения подалась к Рэдборну и поцеловала его в губы.
– Ах, как сладок огонь, – прошептала она.
И вот уж нет губ, нет руки. Едва слышно, как перышко, скользнул через порог подол хламиды, и леди Уайльд скрылась в переулке.
– Мистер Комсток? Вам дурно?
Рэдборн прижал ладонь ко лбу. Ему действительно поплохело, однако когда к нему подскочил доктор Лермонт, он помотал головой.
– Нет, нет, не беспокойтесь… Все хорошо. Я с удовольствием составлю вам компанию за ужином. Просто леди Уайльд решила поделиться со мной кое-какими суевериями…
– О да. Она – кладезь сведений такого рода. Огромный кладезь. – Доктор Лермонт улыбнулся. – Идемте, мистер Комсток. Ресторан недалеко, но я нанял кэб. На Лестер-сквер бывает ужасная толчея…
Вскоре опасения доктора Лермонта подтвердились, хотя Рэдборн и отметил, что улицы и переулки запружены как раз кэбами. За окном остались «Кавур» и «Корнер-хаус» – роскошные и слишком дорогие рестораны, в которых Рэдборн и не чаял когда-нибудь отужинать. Наконец подъехали к «Бартолини». Рэдборн обреченно сунул руку в карман, понимая, что на развлечения этого вечера у него уйдут почти все оставшиеся сбережения. Доктор Лермонт досадливо отмахнулся.
– Право, вы мой гость, мистер Комсток! Кроме того, возможно, до конца вечера мы с вами кое о чем договоримся. Сюда!
Час был весьма поздний, и ресторан заполонили шумные зрители, только что высыпавшие из соседних театров после просмотра спектаклей «Бубенцы», «Чаша» и «Серебряный король». Лермонт, несмотря на свой причудливый внешний вид, сумел очень быстро добыть столик. Его явно знали в лицо и сотрудники ресторана, и некоторые посетители: когда он пробирался по залу, они вскакивали и радостно жали ему руку.
– Ваше Фольклорное общество, похоже, весьма многочисленно, – заметил Рэдборн, когда они вошли в небольшой боковой зальчик.
– О, эти люди не имеют к нему никакого отношения, – со смехом ответил Лермонт. – Общество – это мое увлечение, не работа… Надо же, Алджернон! Тебе все-таки удалось сбежать и присоединиться к нам?
В отдельном зальчике оказался единственный стол, за которым сидел низкорослый господин средних лет, угрюмо разглядывавший свою пивную кружку.
– Здравствуй, Лермонт, – произнес тот, но встать не потрудился.
У него был такой детский и пронзительный голосок, что Рэдборн невольно прыснул, решив, что это какая-то шутка. Однако полный омерзения взгляд господина тут же заставил его умолкнуть и смущенно потупить взгляд. Тут он случайно заметил обувь незнакомца: крошечные туфли из мягкой коричневой лайки с перламутровыми пуговицами.
– Так я здесь по твоей милости! Сказал старику Уоттс-Дантону, что еду повидать тебя, он меня и отпустил. Он о тебе высокого мнения, и…
Незнакомец приподнял изящную, прямо-таки кукольную ручку и махнул ею у себя перед носом. Тонкие локоны длинных седовато-рыжих волос упали ему на глаза.
– …и вот я здесь! Садись, Томас, сил нет смотреть, как ты стоишь.
– Конечно. Благодарю. – Лермонт опустился в кресло и жестом пригласил Рэдборна последовать его примеру. – Алджернон, позволь представить тебе Рэдборна Комстока. Это молодой художник, прибывший сюда с Манхэттена. Я надеюсь предложить ему кое-какую работу…
Рэдборн изумленно уставился на доктора, но тот пытался подозвать официанта и на него не глядел.
– Манхэттен, говорите? – В водянистых глазах Алджернона затеплился намек на любопытство. – Слыхали про «Прекрасных самоистязательниц Нью-Йорка»?
– Прошу прощения?
– Ладно, неважно. – Алджернон поднял со стола свою кружку, мрачно в нее заглянул и поставил обратно. – Знаете, когда я сюда пришел, на улице стояла милейшая деточка – злая няня вывела ее на улицу в такой час, подумать только! Она была как звездочка в этом рассаднике разврата и грязи.
Рэдборн помешкал, не зная, как лучше ответить.
– Деточка?
– Прелестное дитя. Ее няня отвернулась, заглядевшись на какого-то грубияна-юнца, и я надрал ей за это уши. – Он навалился на стол и ткнул Рэдборна изящным пальчиком в грудь. – Деточек ведь крадут, вы знали?
– Только не в «Бартолини», – сказал Лермонт, когда перед ними поставили графин с кларетом; он налил вино в два бокала, один протянул Рэдборну и поднял свой: – Твое здоровье, Алджернон!
– Увы, здоровье у меня всегда было скверное, – с горечью ответил Алджернон. – А потом и его отняли. Оставили меня ни с чем!
– Брось, ты выглядишь гораздо лучше, – возразил Лермонт. – Признай это, Алджернон!
Тот опять поднял кружку и сделал глоток пива, после чего бросил на Рэдборна пытливый взгляд.
– Ни при каких обстоятельствах не позволяйте ему себя лечить. Знаете, я ведь сиживал за этим самым столиком с Бертоном, Брэдло и Бендишем. Мы ели человечину!
– Не валяй дурака, Алджернон.
– Человечину! – Его пронзительный голос сорвался на визг. – Ах, мистер Кунштюк, безумцем и каннибалом я был куда счастливее!
– Алджернон…
– Да, я был счастливым, веселым и дурным человеком! И продал бы душу дьяволу, чтоб снова им стать! Да, я готов гореть за это в аду!
Рэдборн с тревогой наблюдал, как человечек встает, поднимает кружку и начинает декламировать:
Храни нас от врагов окрест,
Властитель солнца и небес,
Чья пища – люди в пирогах
И кровь их в чашах.
Кляни их души и глаза,
И милуй наши!
Он вновь глотнул пива, поморщился и сел обратно за стол.
– Терпеть не могу пиво, – сказал он. – Уоттс-Дантон как-то сказал, что именно пиво привело Теннисона к величию. Лично я убежден, что оно его сгубило.
– Не знал, что Теннисон умер, – сказал Рэдборн, за что удостоился гневного взгляда Алджернона.
– Мистер Комсток, – вмешался Лермонт, поднимая бокал, – добро пожаловать в Лондон!
Рэдборн с благодарностью взглянул на него.
– Спасибо. Ваше здоровье.
Лермонт осушил бокал, жестом прося Рэдборна сделать то же самое, после чего вновь наполнил бокалы. Алджернону он вина даже не предложил: тот по-прежнему угрюмо глазел на свое пиво.
– «Ежели ученому, берущемуся сочинять книгу иль изобретать, подать вина… – процитировал Лермонт, – то оное питие добавит ему прозорливости, выскоблит и вылощит ум его, сообщит ему остроту»[24].
Он кивнул официанту, принесшему еду.
– Что ж, мистер Комсток, когда мы должным образом заострили наши умы, скажите: понравилась вам лекция?
– Она была весьма любопытной. – Рэдборн улыбнулся; он не без облегчения заметил, что на тарелках лежит холодная вареная
