Медведев. Книга 2. Перемены - Гоблин MeXXanik
Так что я выбрал экономику. Она, в отличие от белок более предсказуемая.
Можно было попробовать составить план восстановления. Аккуратно, вдумчиво, с графами, подписями, указанием ответственных лиц и ссылками на статьи бюджета, которые, разумеется, давно были потрачены на что-то куда более срочное — вроде имперского фонтана в форме геральдического медведя.
Затем — пояснительная записка. Желательно на хорошей бумаге, с оборотами вроде «в целях социально-экономической стабилизации в приграничных территориях» и «для поддержания историко-культурного баланса региона». Ну и смета, конечно, с огромной итоговой суммой.
В идеальном мире этот аккуратный пакет документов отправился бы в столицу. Там, в Императорской канцелярии, его бы внимательно прочитали, кивнули с пониманием, и почти сразу переслали бы в коллегию градостроения, ведомство, известное своей скоростью реакции и склонностью к бюрократической неторопливости.
И вот там-то, в священных залах с потрёпанными папками и вечной нехваткой чернил, документы пройдут все круги Преисподней. Их будут читать, перекладывать, одобрять, отклонять, терять, снова находить, и, в конце концов, быть может, на них поставят подпись.
Если, конечно, проект окажется жизненно важным.
Ну или, что вероятнее, мне напишут: все это, разумеется, необходимо для княжества, но в казне сейчас денег нет, зато есть уверенность, что в будущем кто-нибудь вспомнит про наш скромный уголок. И, конечно, обязательно направит финансирование, как только звёзды сложатся в нужный узор.
Или добавят приписку: поищите, князь, мецената, который сможет помочь вам материально. Может, среди лесов кто и разбогател — вот и привлечёте частный капитал в дело восстановления края.
Я вздохнул и отложил ручку. Затем выдернул из стопки документ с информации про порт.
— В работе, князь? — послышался голос от двери.
Я поднял голову. В дверном проёме стоял ухмыляющийся Морозов.
— Да, — кивнул я. — Хочу попросить у Империи денег для восстановления некоторых объектов.
Сказал я это уверенным тоном, надеясь, что воевода поверит в благоприятный исход задуманного.
— И мне нужен совет, — добавил я, откровенно.
Владимир кивнул, будто ждал именно этих слов, прошёл в кабинет и сел в кресло.
— Я хочу попробовать восстановить порт, — произнёс я, глядя на бумагу перед собой, как на карту минного поля.
Владимир усмехнулся.
— Не так это просто, мастер, — сказал он, откинувшись в кресле. — Там водяной хозяйничает. А старый князь с ним поссорился. И с тех пор — ни тебе разговоров, ни соглашений.
Он слегка пожал плечами.
— И власть не признаёт. Сидит в своих заводях, как жаба на сундуке, — и разговаривает только с теми, кого сочтёт достойными.
— То есть, ни с кем, — протянул я, устало.
— Так и есть, — подтвердил Владимир с почти уважительным к водяному выражением. — Хотя однажды он, кажется, беседовал с охранником из порта. Но тот потом месяц бормотал стихи про карпов и не ел ничего, кроме водорослей.
— Ясно, — хмыкнул я.
— И на реку никого не пускает, — добавил воевода. — Один человек хотел там рыболовецкую артель создать. По всем правилам, с уставом и табличкой. Так вот: на третий день в тех местах сеть порвало, лодку заклинило, а сам приказчик артели попал ногой в корягу так, что потом месяц хромал. А ведь на берегу стоял, между прочим.
Я вздохнул.
— То есть, если мы даже получим финансирование на восстановление объекта, где сидит обиженный водяной, толку с этого не будет?
— Все верно.
— Дела, — протянул я, разглядывая схему порта, будто она могла вдруг заговорить и подсказать, с какой стороны подступиться к обиженному духу водной стихии. — А можно ли как-то… ну, попробовать восстановить добрые отношения?
— Теоретически да, — ответил воевода.
— То есть, по-хорошему мне нужно с ним встретиться? — уточнил я. — И он меня не утопит?
— Водяной незлобивый, — заверил воевода. — Говорю же: рыбакам просто сети порвал, да приказчика наказал. Но никого не утопил. А вот пошалить любит, это да. Может, к примеру, дать вам пройти по сухому камышу, а потом обижаться, что не поздоровались, и в ответ затащить в омут.
Я хмыкнул, закрыл папку, аккуратно положил её на край стола, как будто тем самым завершал первую главу будущей дипломатической эпопеи.
— Ладно. Значит, сначала давай посмотрим порт, оценим масштаб разрушений. А потом съездим к водяному. Иначе все эти бумажки — просто красивые фантазии с печатью.
Морозов кивнул, даже как будто с уважением.
— Мудро, князь. Я подгоню машину.
— Спасибо, — сказал я и поднялся из-за стола.
На душе было спокойно. Ну, почти. Всё-таки ехать на встречу с водяным — это как идти на свидание вслепую, где в анкете указано: «любит тишину, владеет заводями, мстит тонко».
Глава 8
Исповедь
Машина мягко катилась по лесной дороге. Колёса размеренно шуршали по накатанной грунтовке. Морозов сидел за рулём, как всегда прямо, но не напряжённо. Его лицо, поросшее лёгкой щетиной, было спокойным. Я устроился на заднем сиденье, расстегнул верхнюю пуговицу пиджака. Приоткрыл окно, вдохнув аромат свежей хвои. По бокам мелькали стволы сосен и елей. Их кроны лениво тянулись к серому тяжелому небу.
В салоне стояла тишина. Только из динамиков магнитолы играла какая-то старая песня, в которой слышалось что-то сельское, с лёгкой примесью имперского вальса. Я вслушался в ритм и усмехнулся:
— Хорошо подобранная композиция.
Морозов оторвался от дороги и уточнил:
— Вы о чем, князь?
— Об этом, — я кивнул на встроенную в панель магнитолу. — Музыка словно пытается примирить две половины Империи. Ту, что верит в электричество, и ту, которая разговаривает с домовым на «вы».
Воевода усмехнулся:
— Никогда не думал про эту песню с такой точки зрения. Хотя, справедливости ради, вы Никифора на «ты» кличете.
— А мой предшественник обращался к нему иначе? — уточнил я.
Воевода покачал головой и усмехнулся, словно вспомнил о чем-то забавном.
— Они с Никифором приятельствовали. Но по-своему. С нашим домовым непросто, но зато особняк с ним всегда будет в порядке, об этом можете не беспокоиться.
Я рассеянно кивнул, продолжая смотреть в окно. В голове зрела одна мысль, которую нужно было
