Медведев. Книга 2. Перемены - Гоблин MeXXanik

— А то и не так, что с вами всё… так. Вы меня с самого начала считаете князем. Словно я не человек со стороны, а тот, кого вы ждали. Тот, кому здесь место.

Морозов прищурился, чуть повёл плечом, как будто хотел что-то отмахнуть, но передумал. Вместо этого медленно почесал затылок, так, как делают люди, которые собираются сказать что-то важное.

— Но ведь всё так и есть, — спокойно произнёс он. — Вы — всамделешный князь. Не понарошку. С документами, гербом, историей. Да и с характером, что уж там.

Он говорил без нажима, но каждое слово врезалось как гвоздь в доску — чётко, прочно, намертво.

— И даже если… — он на мгновение запнулся, — даже если однажды вдруг найдётся кто-то другой…

Я застыл. Почти не дышал. Поймал себя на том, что весь обратился в слух. Ожидание было тяжёлым, с тем странным привкусом, когда хочешь и одновременно не желаешь знать, что будет дальше.

Морозов выдержал паузу. Потом выдохнул, глядя куда-то поверх моей головы, в сторону леса.

— … это не отменяет вас теперешнего, — произнёс он ровно, но твёрдо. — Того, кто стоит сейчас передо мной. И всё, что вы делаете — каждое решение, каждое слово, каждый шаг — всё это остаётся. Здесь, в этих землях.

Он все же махнул рукой — почти зеркально, как я чуть раньше. Только не растерянно, а уверенно, с тем самым жестом, каким показывают свои владения: леса, поля, землю.

— Вы князь, — повторил он. — Неважно, сколько времени отдадите Северску. Порой один день стоит дороже многих лет.

Я молчал. В горле пересохло. Хотелось отвернуться и пойти вдоль дороги, но я стоял. Опустил взгляд, чувствуя, как внутри поднимается волна чего-то неловкого и уязвимого, чему не хотелось давать форму. Всё это было… слишком.

— Я всё ещё жду, что мне скажут: «Хватит играть в важного», — прошептал я, почти не двигая губами. Словно признавался в чём-то постыдном.

Морозов не ответил сразу. Шагнул ближе, и я услышал, как скрипнул под его ботинком мелкий гравий. А потом ощутил на своем плече тяжесть крепкой ладони.

— Вы не играете, — спокойно сказал он. — Вы тут на самом деле. И рядом с вами сила. Она выражается в том, что вы стоите здесь, а не пытаетесь спрятаться. Если вы решили создать комитет… то давайте рассудим, с чего начать.

Он говорил просто, по-деловому, но в его голосе сквозила та самая тёплая прямота, которую не спутать ни с сочувствием или с жалостью. Это был тон человека, который видит, что ты растерян — но не считает тебя слабым.

Я сглотнул комок, который словно встал в горле и мешал говорить. Откашлялся, но не спешил продолжать беседу.

Воевода не торопил. Просто стоял и ждал, пока я заговорю. Редкое качество. Особенно для тех, кто по должности должен руководить, приказывать, держать в ежовых рукавицах. И, может быть, именно поэтому я с ним говорил. Иногда даже о том, о чём сам себе признаться не решался.

— Начнём с простого, — сказал я, и голос прозвучал чуть хрипло, но ровно. — Вы говорили, что Синод ведёт свой реестр, но по большей части списки в нем формальные. Синодников мало, на все княжество их не хватает. Половина старшего народа шастает по этим землям без учета. И поди знай, с какими планами и мыслями они здесь находятся.

— Так и есть, — подтвердил Морозов, следя за тем, как я принялся расхаживать вдоль машины.

— Нужна четкая регистрация и выдача патентов тем, кто готов работать сообща с людьми.

Морозов медленно кивнул:

— Допустим.

— Вы же сможете понять, кто нечисть видит и сумеет с ней сдюжить, а кто нет?

— Могу, — медленно протянул воевода, не понимая, к чему я клоню.

— Значит, нужно будет отобрать людей для бумажной работы, для исследовательской, чтобы они составляли перечень видов нечисти и способы борьбы. И отряд силовиков, который в случае чего мог бы выследить опасного представителя старшего народа и с ним разобраться, — заключил я. — Оформим комитет как государеву службу, с полным соответствием. Назначим служебные чины. И думаю, народ набрать сможем.

— А дружина? — уточнил Владимир, и я услышал, как в голосе воеводы мелькнуло беспокойство.

— У дружины есть четкая функция: охрана безопасности князя, — ответил я. — Они не должны бегать по лесам в поисках твари, которая человека на лесопилке задрала.

— Заскучают они так, — покачал головой воевода. — От ничегонеделания.

— Тогда пусть обучают новых работников, — ответил я. — Назовем их… бесоборцами. Или ведьмаками…

Морозов дернулся, словно его ударили. И я подумал, что он так среагировал на упоминание ведьм.

— Работы-то предстоит масса. Вот и при деле будут.

— А управление? — уточнил Морозов.

— Один представитель от Синода, один от жандармерии. Но подчиняются они не Петербургу, не Синодальной канцелярии и не Главному Управлению, а напрямую князю.

Морозов хмыкнул, чуть насмешливо. Но спорить не стал. Скрестил на груди руки, уставился на дорогу, словно обдумывая услышанное.

— А как вы собираетесь это оформить? — спросил он спустя минуту. — Совет точно будет против, потому что в казне нет средств для содержания штата новых государевых слуг. А искать финансирование…

— Это все можно провести через Имперскую канцелярию, — ответил я. — Правда, указывать в бумагах, что князь Северска хочет создать отдел по регистрации леших и домовых и для борьбы с упырями, не стоит.

— Тогда, князь, вам сперва нужно будет обсудить все с синодниками и жандармами. Потому что иначе Совет с радостью придавит всё решение. И назовёт очередным «столичным экспериментом». Или, что еще хуже скажут, что вы пытаетесь присвоить государевы средства.

Я предложил:

— Этим мы сегодня и займемся. До визита в порт навестим главу жандармерии и Синод.

Морозов кивнул. А затем уточнил:

— И как давно у вас появилась эта идея?

— С момента поездки на лесопилку. Я понял, что вряд ли жандармы это раскроют это дело. Скорее спишут на то, что человека зверье задрало. А каждый раз тревожить леших, особенно Иволгина, мне не хочется.

— И то правда, — согласился Морозов. — Идея с комитетом хорошая. Рискованная, но нужная. И пожалуй, надо обсудить все с Зубовым. Он в Северске не последний… человек. И ратует за целостность