Медведев. Книга 2. Перемены - Гоблин MeXXanik

Я едва сдержал улыбку и развёл руками:

— Возможно, у них просто нюх плохо развит. Или глаза в ту сторону не смотрели. Бывает.

— Бывает! — передразнил меня Никифор. — Всё у них «бывает», а потом с веревок бельё исчезает, варенье скисает, и мелочь в карманах перестает звенеть!

Я не хотел злить домового и решил, что стоит с ним соглашаться во всем, что касается его питомца.

— Думаю, что Мурзик найдётся, — произнёс я примирительно, осторожно присаживаясь в кресло. — Он ведь умный…

— Это да, — тут же закивал Никифор, с готовностью поддерживая разговор, как будто я озвучил редкую, но бесспорную истину. — Умный, как тысяча воробьёв. И ещё с хитринкой.

— И отходчивый, — добавил я, слегка подняв бровь.

— Истину глаголите, ваше княжество, — подтвердил домовой с одобрением, даже развернулся ко мне более открыто, будто разговор вступил в конструктивное русло. — Обидчивый, но отходчивый. Хотя, если за живое зацепить…

— И когда проголодается — обязательно придёт, — закончил я с лёгкой улыбкой, надеясь, что безупречная логика не подведет.

Но Никифор прищурился, цокнул языком и покачал головой так выразительно, будто я только что предложил белке макароны вместо грецкого ореха.

— Проголодается? — переспросил он, с видом знатока. — Сразу ясно, что ничего вы не ведаете о нежной беличьей натуре.

Домовой выпрямился и с важностью продолжил:

— Он с голоду помирать будет, а просить не станет. Вот так вот. Из принципа. Ему бы крылышки свои растрепать, на подоконник с обиженным видом сесть — да так, чтобы все сразу поняли, что вы виноваты. А чтоб сам — нет, это ни-ни. Бросить кусочек — примет. Но попросить… Не по-беличьи это.

Я молча кивнул, почти с уважением. Да, похоже, дипломатическая миссия усложняется. Белка у нас не только благородной крови, но и с гордостью.

— Ну, тогда будем ждать, — вздохнул я. — И орешки положим. Не как подачку. А так, мимоходом. Пусть сам решает, готов ли простить этот несовершенный мир.

— Вот, вот! — с удовлетворением отозвался Никифор. — Так уже больше по-беличьи.

— Просить он не станет, потому что стащит молча, — послышался голос от порога. Морозов вошёл в гостиную с видом человека, который заранее знал, что застанет именно такую картину — и пришёл не мешать, а участвовать.

— Этот прощелыга натаскал себе вкусняшек и напихал в каждом углу заначек, — продолжил он, неторопливо проходя мимо и оглядываясь по сторонам с профессиональной подозрительностью. Как будто не в доме князя оказался, а на осмотре места происшествия.

— Наговариваете на малыша… — начал было Никифор с обиженной строгостью, вытянувшись, как адвокат в суде, готовый защищать честь, достоинство белки.

Но Морозов ничего не ответил — просто подошёл к креслу, молча приподнял подушку… и извлёк оттуда аккуратно припрятанный кусочек печенья, которое было слегка надгрызено мелкими зубками.

Домовой тут же перешёл в режим «спасения ситуации»:

— Это князь уронил, не иначе, — сказал он с достоинством.

Я вскинул бровь, но не вмешался. Это было уже личное.

— Ну да, — хмыкнул Морозов и, не меняя выражения лица, подошёл к окну. Плавно отодвинул занавеску, молча указал на цветочный горшок, за которым, аккуратно спрятавшись в тени, мирно покоился ломоть сухого хлеба.

Никифор застыл. Потом с видом разоблачённого, но всё ещё не сломленного защитника, сжав кулаки, выпалил:

— Это… вы его решили подставить!

Голос у него был возмущённый, даже трагически надломленный, как у старого генерала, которого несправедливо лишили ордена.

Я не выдержал и улыбнулся. Потому что, несмотря на всю драму, дом, где белка делает заначки, домовой защищает честь пушистого друга, а воевода ведёт расследование с уликами, был хорошим. И пусть в нём не всегда спокойно, зато всегда по-настоящему.

— А что, если попробовать выманить его чаем? — предложил я, стараясь, чтобы в голосе звучала доброжелательная инициатива, а не отчаянная попытка договориться с лесной стихией в беличьем обличии.

Морозов, и Никифор замерли. Затем синхронно повернули головы в мою сторону. И посмотрели на меня так, будто я только что предложил устроить шабаш в гостиной или, хуже того, отдать Мурзику документы на наследство.

— Ну в крайности-то бросаться незачем, — понизив голос, мрачно заявил Никифор. Вид у него стал тревожный, почти философски обречённый. — Если Мурзик ощутит чай на кончике языка, в доме начнётся такой переполох, что даже я буду вынужден взять отгул. А я, между прочим, в отпуске не был со времён Петра Всевеликого…

Морозов тяжело вздохнул, будто услышав предвестие бедствия, которое уже идёт по коридору, размахивая самоваром.

— Не вздумайте даже пытаться таким образом его привлечь, — строго предупредил он. — Потому сами не обрадуетесь.

С этими словами домовой развернулся и направился в сторону кухни. Спокойно, но с видом человека, который решил взять дело в свои руки.

— Поищем его там… — пробормотал он себе под нос, будто искал не белку, а подозреваемого по делу о незаконной кражe печенья в особо крупных объёмах.

— Да, поищем там… — эхом отозвался Никифор и, ворча себе под нос что-то о «чайных провокациях», «безответственном руководстве» и «хрупкой экосистеме жилища», направился в другую сторону — туда, где начиналось крыло подсобных помещений. Похоже, каждый выбрал направление по чутью, и ни один не счёл нужным делиться им со мной.

Я остался в гостиной, на секунду представив, как где-то за шкафом сидит довольный Мурзик и наблюдает за этой сценой с видом беличьего полководца, устроившего диверсию и теперь ждущего всеобщей капитуляции.

И хотел было уже направиться к лестнице на второй этаж, чтобы просмотреть все углы. Но в последнее мгновение передумал. Решение это далось мне с огромным трудом. Прямо-таки внутренне хрустнуло что-то, как старая ступенька у парадной.

Я свернул в правое крыло, прошёл в кабинет, на ощупь нашёл выключатель и щёлкнул. Свет залил комнату.

Прошёл к столу, устроился в кресле. Открыл папку со списком объектов, которые состояли на балансе княжества. Бумаги были сложены с завидной аккуратностью — вероятно я попал под влиянием Никифора и перенял его любовь к порядку. Думаю, отцу бы это понравилось.

Я задумчиво принялся перебирать страницы: мельницы, овощехранилище, пристани, порт.

— Потому что не княжеское это дело — за белками бегать, — пробормотал я.

Не то чтобы я совсем не хотел участвовать в поисках Мурзика… Просто я слишком хорошо знал, какова цена случайного шага