Самый лучший пионер: Том второй - Павел Смолин
Дед пожевал губами.
— По*уй же! — напомнил я ему.
— По*уй! — гоготнул он. — Кабан так кабан, толстолобик так толстолобик! И на нас спереть даже они не догадаются!
— А международная обстановка? — решил я ковать железо пока горячо.
— Я и так тебе на пожизненное тут наговорил, — вздохнул дед.
— Нормально ты опомнился! — фыркнул я. — Но ты прав — ну ее пока, обстановку.
— Нет уж, теперь не отделаешься! — похлопал он меня по плечу. — Саша доведет до тебя кое-какие моменты.
— Служу Советскому Союзу! — салютнул я. — Цинёв, значит, на генералов орет, а Цвигун?
— Этот — вежливый, — ответил дед. — Писатель! — саркастично усмехнулся. — Добровольно-принудительно подрядил кое-кого писать за себя детективы. Тунеядец, к непосредственным обязанностям относится спустя рукава, — продолжил нелестную характеристику Андропов. — Но очень любит рассказывать всем, какие важные государственные вопросы он обсуждал с Леонидом Ильичом.
Ничего, деда, недолго осталось. Только ты не подведи, ладно? Плана «Б» у меня не заготовлено. Стоп! Ну-ка вон из головы — сейчас отвлекаться нельзя!
— Тяжко тебе, — сочувственно улыбнулся я вдруг показавшемуся жутко усталым и осунувшимся деду Юре. — А мог бы на заводе болванки точить за две сотни в месяц и в ус не дуть!
— Кто же знал, что так завертится? — вздохнул он. — Но так уж вышло, что мне все время везло, а другим — нет. Вот столечко оставалось! — показал почти невидимый просвет между большим и указательным пальцами. — Всю жизнь шаг вправо, шаг влево — расстрел. Буквально! — смачно втянув ноздрями воздух, он почти выплюнул. — Страх, всегда, везде, как нормальный фон жизни! Я поэтому любое действие сто раз обдумываю — а ну как чего выйдет? Можешь меня презирать, но я — законченный трус!
Вот и корень всех бед — начал что-то делать, только добравшись до кресла генсека. Слишком уж Юрий Владимирович травмированный и осторожный, поэтому и сидел в моей реальности тихо и не отсвечивал, а потом, на старческой подозрительности, проиграл в «Звездных войнах». Но теперь-то…
— А теперь мне по*уй! — издал он отозвавшийся ледяными мурашками в моем позвоночнике смешок. — И ты даже не представляешь, насколько это приятное чувство!
— Я уже умирал, поэтому мне так-то тоже по*уй! — из вредности решил поспорить я. — Так что прекрасно понимаю! Главное — не скатиться в кровавое безумие, но жить так гораздо проще — факт!
— Лишней крови нам не нужно, — кивнул Андропов, встряхнулся. — Так, все, хорош, пошли в дом — дамы поди заждались.
— Пошли!
Очень доволен дедушкиным личностным ростом! Уверенности прибавилось — «Андропов здорового человека» не подведет!
— А это у нас Михаил Андреевич Суслов очень медленно ездит на пожилой «Волге»? — перевел я тему.
— Не такой уж и «пожилой», — хмыкнул Андропов.
— С высоты моего возраста между пятью годами и двадцатью пятью разница не так уж велика!
Хохотнув, дед ответил вопросом на вопрос:
— А ты откуда знаешь?
— Мы с мамой под Новый год за ним ехали — в окне был очень похожий на него силуэт, — сформировал я ладонями квадратную челюсть. — Маме запретил обгонять на всякий случай. У тебя как с ним?
— Товарищ Суслов — очень честный человек, — всеобъемлюще ответил деда Юра. — И совершенно заслуженно считает меня таким же.
Так все прямо очень неплохо — юродивый дед в галошах за нас!
— Слушай, пока идем и можно говорить откровенно, я тебе одну вещь расскажу, ты только не обижайся! — я замедлил шаг.
Дед фыркнул и махнул рукой — давай!
— Никита Сергеевич Хрущев очень удобно для себя списал все так называемые злодеяния персонально на Иосифа Виссарионовича Сталина, и теперь логическая цепочка выглядит так: Сталин был преступником, его режим, стало быть, преступный, а значит и итоги Второй мировой войны пересмотреть можно. Цепочка два — преступный режим оккупировал и угнетает кучу невинных народов. Получаются злые коммунисты, которые реставрировали тюрьму народов в новом, еще более бесчеловечном обличии. Большая часть коммунистов — русские, а значит русофобия по окраинам будет крепчать, а наши враги — подливать бензина в национальный вопрос.
Андропова аж подбросило.
— Это «Голоса»?
— Это — мои мысли. Что с этим делать — я не знаю, просто больше пожаловаться некому, — вздохнул я.
— Никому не говори!
— Мех! — отмахнулся я от настолько ненужного совета и довольно потянулся. — Ух — перевалил с больной головы на здоровую, и прямо полегчало! Можно еще?
— Можно, — смиренно вздохнул дед.
— Почему при Сталине понимали, что финансовый контур — это замкнутая система, и бесконтрольно вливать в нее денежную массу чревато инфляцией, дефицитом, и, как следствие — набуханием черного рынка, поэтому даже в чудовищно тяжелые послевоенные годы постарались как можно быстрее выплатить Госбанку наделанные за время войны долги. Итог мы видим — экономика замечательно работала. А теперь долг Госбанку все время растет. Уверен — тамошние работники уже давненько бьют тревогу?
— Это — не моя сфера ответственности! — раздраженно потер ладонями щеки дед.
— Так государство в опасности, товарищ председатель! — на дал я ему слиться. — Не переживай, проблема эта — чисто как с крепостным правом: прямо сейчас оно мешает, тянет вниз, но вроде все нормально, печатаем деньги дальше. Не пять, не десять лет ничего критичного не произойдет, но десятка три лет — и страну ждет коллапс. К тому же — чем позже начать менять ситуацию к лучшему, тем тяжелее будет.
— Это тебе Судоплатов рассказал?
— Говорит, что у него в университете об этом все знают, но все молчат.
— И как, б*ядь, работать, когда все молчат? — грустно вздохнул Андропов.
— Решай проблемы, государев человек! — грозно приказал ему я.
— Ремня бы тебе выписать за антисоветчину! — мечтательно протянул он.
— А ты анекдоты про себя знаешь?
— Это какие? — оживился дед.
— А что будет, если Андропов возьмет пример с Ежова? Ежоповщина!
— Ну это не смешно, — не оценил он.
— Собралось политбюро обсуждать, почему все их секреты сразу же становятся известны за границей. Заперлись, задраили окна, сидят, обсуждают. Тут через полчаса Андропов просится в туалет. "Нет, нельзя". Еще через 5 мин. —
