Федор Годунов. Стылый ветер - Иван Алексин
— А вы? — грохнул чаркой по столу Тараско. — Неужто согласились?
— Да кто же на такую измену согласится? — хищно ощерился стрелец. — Мы его в тот день чуть было бердышами на куски не порубили. Насилу Пашков отбил!
Пашков заступился за князя Долгорукова⁈ А вот этого я не знал! Интересно, зачем ему было нужно так рисковать? Стрельцы — народ горячий. Могло и Пашкову до кучи прилететь. Но сам факт заступничества очень интересен. Получается Истома Пашков уже в самом начале восстания о перспективе на другую сторону перейти задумывался. И лазейку для этого, спасая Долгорукова, себе заранее оставил.
В общем, если верить словам Косаря, положение воеводы в городе было довольно непрочным, что давало надежду, в случае назревания конфликта, найти сторонников.
Вот только развязка наступила значительно быстрее.
* * *
Гулкий звон набата стеганул по ушам, мгновенно вырвав из сна. Я вскочил с лавки, лихорадочно шарясь в кромешной тьме, охнул от боли, зацепившись за сундук. На полатях завозились Мохина с Тараской. Поднялся с соседней лавки Федька Косарь.
— Случилось что-то, браты, — озвучили без того очевидный факт Мохина. — Вон как колокол гудит.
— Вестимо случилось, — раздался характерный стук кремня о кресало и робкий огонёк вспыхнувшей лучины, слегка раздвинул ночной мрак. — Горит что-то, — стрелец тёмным силуэтом прильнул к затянутому бычьем пузырём окну, пытаясь хоть что-то рассмотреть. — В детинце вроде горит.
— Склады, — охнул я, прохромав к Косарю. У меня внезапно возникла странная уверенность, что горят именно склады, что были расположены за стенами детинца. Склады с так необходимыми нам амуницией, оружием, припасами. — Петро, Тараско, одевайтесь быстрее!
Бестолково толкаясь в потёмках, лихорадочно одеваемся. Громко матерится Тараско, в свою очередь обо что-то ударившись. И следом раздаются крики и звон железа со двора.
— Это чего? — вновь приникает стрелец к окну. — Там рубят кого-то! — взволновано сообщил он нам.
— Фёдор! Из хаты не выходи! Мохина, Малой! В дверь никого не впускайте!
Порохня⁈ Он то что здесь делает⁈ И кто во дворе затаился, раз мне даже носа из избы высунуть нельзя?
Я замер, так и не выскочив в сени, вернулся к лавке, нашарил в углу саблю. Похоже склады не сами собой загорелись. И заодно приманкой послужили. Хорош бы я был, выскочи из дома безоружным.
— Это кто же там балует? — Косарь уже нашёл свой бердыш и встал рядом, вслушиваясь в звуки схватки за стеной. — Неужто тати в город проникли?
— Ничего, управимся, — решил успокоить его Тараско. — Мохина, давай к двери. Разом выскочим!
Мы собрались возле двери, сжимая оружие в руках. Я облизал пересохшие губы, собираясь с духом. Страшно вот так выскакивать в темноту. Словно в бездну без оглядки бросаешься. И даже разглядеть толком, что нас снаружи ждёт не получится. Этак можно и от своего железом сквозь рёбра получить!
К счастью, схватка во дворе завершилась так же внезапно, как и началась. Выкрики смолкли, перестало звенеть железо и лишь колокол продолжал раскатисто басить, будоража сонный город.
— Эй, вы живы там?, — в дверь задорно замолотили. — Кончилось всё. Это я, Порохня. Не пальните ненароком.
Следом за Порохнёй в дом ввалилось ещё несколько человек. Сразу стало тесно и шумно. Огонёк лучины пропал, заслонённый чьей-то спиной, ещё более сгущая мрак. Я сдвинулся в сторону, прислонившись спиной к печке, всмотрелся в силуэты, пытаясь разглядеть среди вошедших наказного атамана.
— Что случилось, Порохня? Это ведь склады горят? И кого вы во дворе только что порубили?
Спросил я больше для проформы, уже прекрасно зная ответ. Люди князя Долгорукова ко мне в гости хотели зайти. Просто больше некому. И склады тоже они подожгли.
Ох, как нехорошо-то, а⁈ Это же получается, что елецкий воевода меня всё же узнал. И решил сыграть ва-банк, перед тем как покинуть город. В Ельце Долгорукову с самого начала восстания неуютно. Что население, что гарнизон, все за царя Дмитрия стоят. И демарш воеводы, с попыткой заставить их присягнуть Василию Шуйскому, здесь не забыли. В тот раз князя Пашков спас. Но где он теперь, этот Пашков? Нет его больше здесь. А недоброжелатели из-за каждого угла глядят да ножи с кистенями точат. Страшно.
Вот только и в Москву бежать тоже страшно. И дело даже не в том, что сторонники Дмитрия схватить могут. Долгорукий официально, пока, врагом «спасшегося» царя не стал. Тут другое. Просто в Москве проштрафившегося воеводу тоже не очень тёплый приём ожидает.
Просто Пашков, собирая свою армию, смог хорошо её вооружить, воспользовавшись елецкими складами. И это, безусловно, стало одним из факторов, позволившим дворянскому войску одержать ряд побед над царскими воеводами и открыть Болотникову дорогу на Москву. А кто у нас склады от изменников не уберёг? Вот этот вопрос Василию Григорьевичу в Москве и зададут.
И тут такой неожиданный подарок в виде меня любимого. Голова Фёдора Годунова и уничтожение складов могут обеспечить Долгорукову совсем другой приём. Глядишь, и гроза промчится мимо.
— Да князя это люди, — подтвердил мою догадку Порохня. — Грязной, как только с воеводой поговорил, сразу что-то заподозрил. Вот и велел мне не на пир ехать, а возле хаты, где ты заночуешь, со своими хлопцами затаится. И Подопригору с его отрядом велел на ночёвку в слободу послать. С наказом, чтобы ночью за воротами приглядел.
Грязной! Сердце замерло, пропустив удар. Жив ли, старик? Он же, даже почувствовав подвох, к князю на пир поехал. Понимал, что назревший нарыв, только рискнув собственной головой, вскрыть можно. Заподозри что Долгорукий и затаился бы князь. И пришлось бы каждый день удара в спину ждать. Предъявить-то нам ему нечего было бы.
— С чего бы воеводе на сотника нападать? — влез в разговор Косарь. Ну, да. Стрелец правды обо мне не знает и столь повышенное внимание к моей персоне Долгорукого для него довольно странно. — Или между вами вражда какая была, Фёдор Иванович?
— Не о том сейчас речь! — отмахнулся
