Дмитрий Лисейцев - Царь Борис Годунов

Дмитрий Лисейцев

Царь Борис Годунов

1552 – 13 апреля 1605

© ИД «Комсомольская правда», 2015 год

Русский Макбет (эпилог вместо пролога)

Я пожил на своем веку. Я дожилДо осени, до желтого листа.На то, что скрашивает нашу старость —На преданность, любовь и круг друзей, —Не вправе я рассчитывать. Проклятья,Прикрытые трусливой лестью, – вотЧто мне осталось да дыханье жизни,Которую б не прочь я прекратить…

Шел апрель лета Господня от сотворения мира 7119-го, 1611-го от Рождества Христова. Почерневшие от копоти стены Московского Кремля и Китай-города настороженно щетинились стволами пушек, затинных пищалей и копий. Русская столица, точнее, то, что от нее осталось, находилась во власти командира гарнизона Речи Посполитой, полковника Александра-Корвина Гонсевского, старосты велижского и великого референдария литовского. Со стены Новодевичьего монастыря инокиня Ольга не могла слышать звучащей за Китайгородской стеной иноземной речи, по преимуществу польской, литовской и западнорусской. Зато ей отлично видны были поднимающиеся в пяти верстах к востоку, за Москвой-рекой, многочисленные дымы костров русского воинства, стоящего лагерем у подошвы стен Симонова монастыря. Полки под командой князя Дмитрия Трубецкого, рязанского воеводы Прокопия Ляпунова и казачьего атамана Ивана Заруцкого пришли вызволять из рук неприятеля столицу Московской державы. Древний город лежал в руинах, кое-где еще продолжали пачкать синеву весеннего неба черные струйки дыма совсем недавно бушевавшего пожара, превратившего в пепел большую часть Москвы. Брели по дорогам в Коломну, к Троице, во Владимир, ища пропитания и безопасности, лишившиеся в одночасье крова москвичи. По одной из этих дорог увозили в нижегородское поместье раненного в мартовском бою на Лубянке князя Дмитрия Пожарского.

Инокиня Ольга смотрела на башни сиротствующего вот уже почти год Кремля, хозяином которого недавно был ее отец. Дальше, за Кремлем, в Варсонофьевском монастыре покоились его останки. Там же лежали матушка и брат Фёдор… Мысли Ольги все время возвращались к покойному родителю, которого не стало шесть лет назад, 13 апреля 1605 г. Вспоминалось и то, как 13 лет назад с отцом, матерью и братом жила она здесь же, в келье Новодевичьего монастыря. Только не было на ней тогда иноческого платья, и келья была не в пример богаче убрана. И звали ее тогда не инокиней Ольгой. В той, недавней, но уже такой далекой мирской жизни звалась она царевной Ксенией Борисовной Годуновой.

Российское государство в конце XVI в.

А на другом конце Европы, в Лондоне, обычную городскую суету тех апрельских дней разнообразила интересная людям с положением в обществе новость: в театре «Глобус», что на берегу Темзы, приобретший уже известность сочинитель Вильям Шекспир поставил свою новую трагедию – «Макбет». Герой этой драмы, живший в XI веке шотландский полководец Макбет, предательски убив своего государя Дункана, захватил престол Шотландии и установил в стране тиранические порядки. Однако справедливость восторжествовала – узурпатор погиб в схватке с изгнанным из страны сыном Дункана, Малкольмом.

Пьеса была написана Шекспиром в 1606 г., а описанные им перипетии судьбы главного героя драмы, Макбета, удивительно напоминают жизненный путь умершего годом ранее, в 1605 г., русского царя Бориса Годунова. Годунов, как и герой Шекспира, был мудрым политиком, которому безгранично доверял его предшественник. Борису Годунову молва приписывала убийство его благодетеля, царя Фёдора Ивановича, а также нескольких соперников в борьбе за власть, в числе которых называли и сына царя Ивана Грозного, царевича Дмитрия. Царствование Бориса (как и правление шекспировского Макбета) завершилось гражданской войной, в которой отпрыск прежней правящей династии (Лжедмитрий I, или Малкольм «Макбета») при помощи соседнего государства (у Шекспира это была Англия, в России эту роль сыграла Речь Посполитая) низвергнул узурпатора и вернул себе отеческий трон.

Не исключено, что, работая над трагедией «Макбет», Шекспир вдохновлялся вестями из далекой Московии. О том, что происходило в России, в Лондоне знали неплохо: в 1605 г. из Москвы вернулось принятое «царем Дмитрием Ивановичем» посольство Томаса Смита; поступали вести и от жившего в русской столице губернатора Московской торговой компании Джона Меррика. В мае 1606 г., когда Шекспир заканчивал работу над «Макбетом», уже была составлена грамота с официальным поздравлением новому царю Дмитрию со вступлением на престол (там еще не знали, что «русский Малкольм», Лжедмитрий I, продержавшись на престоле чуть менее года, в мае 1606 г. был убит).

Борис Годунов, вне всякого сомнения, фигура в высшей степени драматичная. Правда, для русского человека образ царя Бориса ассоциируется в первую очередь не с шекспировским «Макбетом» (кстати, до 1860 г. запрещенным в России к постановке), а с пушкинским «Борисом Годуновым» (находившимся под запретом еще дольше, до 1866 г.). Между тем параллели между шекспировским Макбетом и Борисом Годуновым выглядят настолько заманчивыми, что кто-то даже не удержался от соблазна мистификации (впрочем, довольно наивной и непрофессиональной). Написав в поисковой строке словосочетание «Русский Макбет», несложно сделать «сенсационное литературное открытие»: оказывается, едва ли не одновременно с Шекспиром некий английский драматург Александр Чедиан написал трагедию «Русский Макбет». Чедиану придумана романтическая биография а-ля Дюма-отец: он якобы был незаконнорожденным сыном чернокожей невольницы и поэта Джайлса Флетчера. Правда, Джайлс Флетчер стихов не писал, его, надо полагать, перепутали с поэтом Джоном Флетчером. Далее автор мистификации намекает, что истинное авторство «Макбета» принадлежит именно Чедиану, у которого Шекспир попросту украл пьесу, заменив в ней русских героев шотландскими персонажами. Не вынеся публикации «своего труда» под фамилией Шекспира, Чедиан выбросился из окна… Что же касается самого текста, то с ним дело обстоит совсем несложно: автор фальсификации, взяв за основу перевод шекспировского «Макбета» Пастернака, заменил в нем Макбета Борисом, леди Макбет – Марией Григорьевной, Малкольма – Дмитрием, Шотландию – Россией, Англию – Польшей, танов – князьями. При этом, правда, допустив несколько совершенно диких хронологических промахов, именуя, например, Бориса Годунова «тамбовским и подольским князем» (до основания Тамбова и Подольска не дожили ни Борис Годунов, ни переживший его на 20 лет Шекспир, ни мифический Чедиан).

Между тем нельзя не признать наличия удивительных сходств и параллелей между шекспировским Макбетом и формировавшимся в сознании русских и зарубежных авторов рубежа XVI–XVII вв. образом Бориса Годунова. Своего рода «русским Макбетом», царем с нечистой совестью, тревожимым «мальчиками кровавыми в глазах», остается он в восприятии подавляющего большинства людей и сегодня. Но не станем судить царя Бориса, опираясь лишь на свидетельства Пушкина и Мусоргского, а предоставим слово Истории, ведь именно она, как писал Марк Туллий Цицерон, «свидетель прошлого, свет истины, живая память, учитель жизни, вестник старины».

В тени грозного царя

Дело жизни – судить великих людей по результатам.

Результат, так уж повелось, приходит последним, и если действительно хочешь чему-нибудь поучиться у великого, то надо обратить внимание на начало.

Сильны были на Москве боярские семейства: славны своими богатствами и вотчинами, могучи отрядами челяди и боевых холопов, выступавших с хозяевами в военные походы; велики доверием государей, князей московских, допускавших их в свое правительство – Боярскую думу. Но более всего крепки были боярские фамилии своими родословиями, которые оберегали издревле пуще любых богатств. Потому что всего мог лишиться попавший в государеву опалу боярин – казны, вотчин, места в думе и даже самой жизни. И лишь родовой чести, дедовской славы и отеческих заслуг не мог отнять у боярина государь. Потому и определялось место боярского рода при дворе не количеством денег в сундуках, не размерами вотчинных владений, не численностью челяди, а древностью рода и честностью службы предков прежним великим государям московским. Оттого и следует повествование о первом наследнике угасшей династии Рюриковичей, царе Борисе Фёдоровиче Годунове, начать с рассказа о его предках.

Род Годуновых происходил от древнего и некогда знатного боярского корня. Предки будущего царя были боярами в Костромском княжестве, имевшем во второй половине XIII – начале XIV в. весьма сложную и бурную политическую историю. Кострома с прилежащими к ней землями несколько раз переходила из рук в руки, доставаясь поочередно представителям разных ветвей рода князя Всеволода Большое Гнездо. В 1304 г. костромским князем был провозглашен сын московского князя Даниила Александровича, Борис Данилович. Однако в том же году князь Борис был захвачен в плен сторонниками тверских князей, соперничавших с Москвой. Этот переворот вызвал столкновение между костромским вече и сторонниками Твери, в результате которого были убиты несколько бояр, в том числе боярин Александр Зерно, считающийся основателем известных впоследствии боярских родов Вельяминовых-Зерновых, Сабуровых и Годуновых. Надо полагать, Александр Зерно был в числе костромских сторонников тверских князей. Его потомки, Годуновы, продолжали владеть вотчинами под Костромой и через 300 лет после гибели основателя их рода.