Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр
Глава 41
Рано или поздно Цзян Мэнпин должна была столкнуться с Цзэн Айюй. Прошел месяц, как она приняла чудодейственное средство с берегов реки Циньхуай, и у нее появились странные ощущения в теле, так что время от времени они приходила в больницу на осмотр. Цзэн Айюй тоже то и дело поднимала шум из ничего, заставляя Чэн Фэнтая нестись в больницу. И вот, как назло, только они встретились, как разговор их зашел о Чэн Фэнтае и ребенке. Они не успели толком поговорить, а потому для Цзян Мэнпин все осталось путаным и неясным: вроде и похоже на правду, а вроде и ложь. В тот день Цзян Мэнпин так и не пошла на осмотр, с тяжелым сердцем она возвратилась домой, не в силах избавиться от мысли, как жаль ей вторую госпожу. За ужином она обсудила услышанное с Чан Чжисинем. Хотя Чан Чжисинь и не знал, как обстоят дела с этим ребенком, он хорошо понимал, что за человек Чэн Фэнтай:
– Муж младшей сестры не стал бы держать ребенка подле нее, должно быть, он решил воспитывать его тайком, развлекся где-то на стороне. Если уж на то пошло, уговоры уже бессмысленны, не говори ничего младшей сестре. Забудь о том, что сегодня произошло.
Цзян Мэнпин остолбенела:
– Развлекся где-то на стороне? Втайне содержать вторую семью – это развлечения где-то на стороне? Вот уж не ожидала, что ты так скажешь.
Чан Чжисинь понял, что ляпнул что-то не то, но уже было поздно. Цзян Мэнпин горько усмехнулась:
– Значит, сегодня ты его прикрываешь, а завтра он прикроет тебя от меня? Глаза ее наполнились слезами, и Чан Чжисинь тут же, отложив палочки в сторону, стал вытирать ей слезы, пытаясь успокоить. Цзян Мэнпин много дней носила в себе тяжелую тайну чужой семьи, да и у Фань Цзиньлин скопилась уже в душе невыносимая злость, которую некуда было выплеснуть. Встретившись, они принялись жаловаться друг другу, каждая испытала потрясение от услышанного, – и все же новость Цзян Мэнпин оказалась еще более ужасающей. Фань Цзиньлин резко вскочила, схватила Цзян Мэнпин за руку, собравшись уже вести ее за собой, и в страхе закричала:
– Двоюродная невестка! Ты что же, совсем ничего не понимаешь? Как ты могла не сообщить такую большую новость старшей сестрице! Разве это не значит, что мы помогаем чужим людям творить их темные дела?! Когда сестра узнает об этом, мы еще окажемся соучастниками!
На самом деле Цзян Мэнпин была согласна со словами Чан Чжисиня, оба они взаимно уважали и ценили друг в друге чувство справедливости, и все же ей казалось, что вмешиваться в дела чужой семьи неправильно. Фань Цзиньлин разразилась негодованием, вся она сжалась от напряжения, и всю дорогу сердце ее колотилось как бешеное. Они держались за руки, и у обеих ладони были ледяными от пота, словно они совершают что-то непоправимое. Но в чем они ошиблись? Ни в коем случае нельзя позволить, чтобы их сестре морочили голову и несправедливо притесняли!
Когда Фань Цзиньлин вошла в ворота семьи Чэн, душу ее раздирал гнев вперемешку с беспокойством. Обида застряла у нее где-то в горле, и, не сдержавшись, она начала плакать. Цзян Мэнпин, девушка меланхоличная и сентиментальная, тоже принялась вздыхать без причины, а при виде горестных рыданий младшей сестренки и она не удержалась от слез, заплакала вслед за ней. Сердце ее разрывалось от боли за вторую госпожу, от боли за них всех, униженных и оскорбленных женщин. Золовка с невесткой, рыдая в голос, вошли во внутренние покои, это зрелище здорово перепугало вторую госпожу. Ей и в голову не могли прийти, что они льют слезы по ней. Сначала она подумала, что случилось какое-то недоразумение с Ду Цзю или Чан Чжисинем, ведь когда женщина роняет слезы, по большей части предназначаются они мужчине. Когда они путано, кое-как объяснили ей наконец, что произошло, вторая госпожа и заплакать не смогла, она посидела в оцепенении, а затем тело ее обмякло, и она рухнула в обморок. Фань Цзиньлин с Цзян Мэнпин хором закричали, принялись обмахивать ее и щипать за щеки, стараясь привести в чувство. Тут на шум сбежались четвертая наложница с Чача-эр и двумя барчуками, все они столпились у кровати, а второй барчук начал трясти матушку, громко всхлипывая от испуга. Вторая госпожа открыла глаза и окинула взглядом всю семью, затем слабо проговорила:
– Дети, все выйдите. Чача-эр, иди с ними.
Едва дети вышли из комнаты, как оттуда раздались всхлипы и рыдания второй госпожи:
– Он не оставляет мне никакого выхода!
Чача-эр замедлила шаг, и двое барчуков тоже замерли на месте. Тут же из комнаты послышались перешептывания и увещевания женщин, дети прильнули к дверям, полностью обратившись в слух. Хоть они и не услышали причины, отчего матушка плакала, но смутно понимали, что отец чем-то ее расстроил. Второй барчук тихонько спросил старшего брата:
– А что значит «чужое семя на стороне»?
По выражению лица старшего барчука было ясно, что он окончательно запутался и все же в глубине души осознавал, что слова эти означают что-то нехорошее, но объяснять брату ему было неловко. Чача-эр была уже не маленькой, она прекрасно знала о любовных похождениях брата и, нахмурившись, сказала:
– Возвращайтесь скорее прописывать иероглифы, нельзя вам обсуждать дела взрослых!
Дети, объятые страхом, пошли прочь.
Чача-эр немного посомневалась, затем пошла в гостиную и принялась листать телефонную книгу, один за другим набирая номера в поисках старшего брата, оглядываясь при этом по сторонам, чтобы никто из старух или служанок не подслушал ее и не донес невестке. Как только их соединили, она быстро заговорила в трубку:
– Брат, возвращайся скорее, невестка узнала о твоих делах. – Не дожидаясь расспросов от Чэн Фэнтая, она добавила: – Узнала о твоем внебрачном ребенке, – и, договорив, повесила трубку и долго еще стояла в оцепенении, нахмурившись и глядя в пустоту. В душе она ощущала глубокое отвращение и омерзение к этому делу.
Откинувшись на большую круглую подушку, вторая госпожа никак не могла остановить льющиеся слезы, она не отрывала носовой платок от глаз. Ей было уже не до стыда, она жаловалась сестрам:
– Ни в чем я перед ним не провинилась! Что до семейного состояния – все на шанхайской набережной знают о моем приданом! Что до детей – вы только посмотрите, трое подряд – и все мальчики! Есть еще две его младшие сестры, и с ними я
