Псы Господни 2 - Олег Велесов
Мой нейтралитет базировался на знаниях своего реального настоящего. Как ни крути, но по духу и происхождению я не француз, хотя история Средневековой Франции всегда вызывала в сердце симпатию. Мне нравились книги и фильмы про рыцарей, замки, д’Артаньянов, что сыграло не последнюю роль в желании примкнуть к движению исторической реконструкции. В отличие от меня Кураев и Николай Львович ратовали за Англию, из-за чего наш клуб едва не развалился. Мы много спорили, Игорь предлагал изменить название с «Двенадцати ливров» на «Двенадцать фунтов стерлингов», обещая в случае смены уговорить отца профинансировать поездку клуба в Англию на международный турнир по историческому фехтованию. У папы Игоря денег бы хватило, так что поездка имела все шансы состояться, но всё же ребята поддержали меня. Разумеется, мы никуда не поехали, а между мной и Игорем пробежала первая кошка. Месяц он меня игнорировал, а потом… Потом Катя сказала, что Кураев устраивает её больше.
Вот и вся любовь…
— Сенеген, не стой! — закричал Клещ. — О чём опять задумался? Заводи фургон на мост.
Тянувшие фургон мулы беспокойно храпели и пряли ушами, отказываясь идти вперёд. Я взял одного под уздцы.
— Ну, что ты, родной… Испугался? Согласен, мост так себе, узковат, но я же не боюсь, видишь? И ты не бойся. Иди за мной.
Мул, вняв моим увещеваниям, опустил копыто на дощатый настил, тряхнул головой, соглашаясь, что не так уж это и страшно, натянул постромки. За ним потянулся второй, фургон сошёл с места, и уже под его давлением мулы застучали подковами по доскам. Караван втянулся под своды барбакана и сгрудился во дворе.
Изнутри замок казался ещё более непривлекательным. Под ногами лежал мусор, в нос бил запах навоза, отходов и готовящейся пищи. Лаяла собака, наверху кричали, гремели цепи. Места во дворе было так мало, что приходилось толкаться локтями, чтобы разойтись. Несколько солдат бросились помогать распрягать мулов, один в бацинете, явно старший караульной смены, показывал брату Стефану, где находится конюшня, а куда надо поставить повозки.
Поклажа не моя обязанность. Я отошёл к стене, чтоб не мешать монахам, скрестил руки на груди. Щенок присел рядом на корточки. Он и раньше никогда далеко от меня не отходил, а после возведения в ранг пажа и вовсе превратился в хвостик. Мой клевец он носил в руках словно малого ребёнка, хотя я не однократно предлагал сунуть его за пояс.
— Сенеген!
Во двор въехала Марго. На неё тут же обратили внимание гарнизонные стражи, кто-то зацокал языком, кто-то свёл брови. Не только красота Марго вызывала повышенное внимание, но и одежда. Одевалась она по-мужски: шоссы, котта, плащ — и на ней это выглядело чертовски сексуально. Однако по оценкам средневековых моралистов подобные чувственные откровения приравнивались к кощунству, скажем, это всё равно что в двадцать первом веке прийти в театр в бикини. Кому-то понравится, кто-то оскорбится. Но Марго на всех оскорбистов было плевать. Она смотрела на меня тем своим взглядом, который продирал любого мужчину до костей.
— Сенеген, помоги сойти.
Меня по-прежнему терзали сомнения, любовница она отцу Томмазо или родственница, в душе ничего хорошего не гнездилось, поэтому я огрызнулся:
— А чё, больше некому? Нашла лакея. Вон твоя Наина стоит, ушами хлопает. Пусть она помогает.
Наина от госпожи не отставала, и одежду носила такую же, вот только утончённостью, присущей Марго, не обладала, хотя мужские взгляды тоже собирала прилично. Я бы остерёгся спорить, на кого из двоих смотрят больше.
Девчонка вздохнула:
— Что ж, у тебя была возможность…
— Давайте я помогу, госпожа, — сунулся к ней Щенок. — Я сильный. Обопритесь о мою руку.
В посторонней помощи Марго не нуждалась, но предложением пацана воспользовалась, а он, польщённый оказанной честью, принялся наивно балаболить:
— Вы не обижайтесь на грубость моего господина, госпожа Марго, хорошо? Просто вы ему очень нравитесь, вот он и злится.
Я вспыхнул, Марго засмеялась, Щенок продолжил:
— Вы улыбайтесь чаще, вам это идёт. А когда не улыбаетесь, то кажетесь такой холодной-холодной, что никакой зимы не надо. Вы же самая красивая девушка в Шампани, а может и во всей Франции. Мой господин часто говорит, что вы…
Я подскочил, схватил его за руку и потянул за собой.
— Ты мне нужен, идём!
— Но госпоже Марго требуется помощь.
— Ты чей паж, мой или её?
— Ваш, господин Вольгаст. Но разве помощь беззащитной женщине не является главной обязанностью рыцаря?
— Является, не является… Ты где этого нахватался? Я тебя такому не учил.
— А зря. Такому надо учить. Слава Господу нашему, я читал об этом в книге досточтимого Крестьена де Труа. И раз уж вы выбрали дамой своего сердца госпожу Марго…
Я остановился.
— Ты умеешь читать?
— Умею, господин. В подвале «Раздорки», когда очень холодно и мы помногу дней не выходили на улицу, старик Мёнье читал нам книги. Их было очень много в нашем подвале, наверное, двадцать или тридцать. Приносили с грабежей. Чаще всего попадалась Библия, но были и другие. Стихи, слышали такое слово? Старик Мёнье научил меня читать, потому что самому ему было уже сложно. Один глаз видел плохо, второй только вдаль. А я попросил, он и научил. И я часто читал вместо него.
— Почему ты раньше не говорил об этом?
— Вы не спрашивали.
— А что ты ещё умеешь, о чём я не спрашивал?
Щенок пожал плечами.
— Не знаю, господин. Может быть, играть? В кости, в шахматы. Но, кажется, говорил.
Да, я как-то об этом его умении подзабыл. Он постоянно обыгрывал Гуго в кости, хорошо, что играли на интерес, иначе бы Перрин стала вдовой намного раньше. И в шахматы. Смышлёный мальчишка, будет возможность, отправлю его на обучение к бенедиктинцам.
— А ещё я очень наблюдательный, господин. Вот мы с вами разговариваем, а Марго с вас глаз не сводит, и смотрит не так, как на остальных мужчин.
— А как?
— С интересом. Как будто вы книга, и она хочет вас прочитать.
Я скосился в сторону Марго. Она мгновенно заметила мой взгляд и отвернулась. Подошла Наина, и они вместе повели лошадей к конюшне. Страж в бацинете жестом указал куда идти, а Щенок, по-взрослому вздохнув, сказал:
— Господин, я вас не понимаю. Такая девушка, а вы…
Я сам себя не понимал. Меня тянуло к Марго, но тень отца Томмазо,