Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр
– А ты знаешь, что в бэйпинской резиденции князей Ань живых людей по-прежнему хоронят с покойниками! Кладут в один гроб! Это ли не страшно?
Слушатели тотчас же переменились в лице, объятые смертельным ужасом.
Шан Сижуй лишь молча скалился. К счастью, он смог удержаться от смеха. Чэн Фэнтай, глядя на его милое и в то же время гадкое поведение, не удержался и слегка щелкнул по кончику носа, тихо проговорив:
– Не кажется ли тебе, что это глупо и мрачно? Над чем здесь можно смеяться?
От улыбки кончики бровей Шан Сижуя поднялись высоко-высоко:
– А мне вот весело, это очень даже забавно.
За кулисами вовсю готовились к представлению, звуки гонгов и барабанов нарастали, и время стремительно мчалось вперед. Когда Шан Сижуй вышел на сцену, чтобы представить предпоследний номер, Чэн Фэнтай постоял сперва за занавесом с чайником в руках, посмотрел немного, а затем уселся на место Шан Сижуя, по своему обыкновению потягивая его же чай и просматривая газету, проводя время за праздной болтовней с Ли Тяньяо. Кажется, что за эти дни Ли Тяньяо неплохо узнал нрав Шан Сижуя, так что он сразу подумал: «Вот вернется Шан Сижуй со сцены, увидит, что ты выдул весь его чай, наверняка поколотит тебя, разве не так?»
Когда звуки циня, доносившиеся со сцены, стихли, Чэн Фэнтай добавил в чайник горячей воды с чашечкой меда и не спеша перемешал. Ли Тяньяо в тайне даже восхитился его тщательностью. Сойдя со сцены, Шан Сижуй подобно вихрю ворвался в гримерку, посреди зимы вся его одежда была насквозь мокрой от пота, и даже грим на лице потек. Не проронив ни слова, он вскинул подбородок в сторону Чэн Фэнтая, и тот поднес к его рту заварочный чайник, наполняя его влагой, совсем как цветок, спросив при этом:
– Не годится?
Шан Сижуй ответил:
– Приемлемо. Меда только слишком много, а это вредно для голоса.
Чэн Фэнтай сказал:
– Запомню!
Мастер, укладывающий волосы, помог Шан Сижую снять украшения для головы. Чэн Фэнтай взглянул на тазик для умывания, общий для всех, и дотронулся до него: тазик изнутри был покрыт жирной пленкой из румян и пудры. В отвращении он нахмурил брови и хорошенько вымыл его дважды с мылом, а затем налил крутого кипятка и замочил в нем махровое полотенце, чтобы продезинфицировать при высокой температуре.
Ли Тяньяо никак не мог понять Чэн Фэнтая. Он заядлый театрал? Но только что Шан Сижуй выступал на сцене, и что-то не было заметно, чтобы Чэн Фэнтай внимательно его слушал. Он очарован Шан Сижуем? Но ключик к содержанию актеров – показное расточительство, чтобы удовлетворить их тщеславие, достаточно послать две корзины с цветами, а не преподносить золотые стельки. Чэн Фэнтай отнюдь не нуждался в деньгах, и за спиной у Шан Сижуя он упорно действовал ему во благо, раз за разом выполняя незаметную чужому глазу работу, точно подкладывая Шан Сижую в туфли золотые стельки. Шан Сижуй же этого и не видел, а посторонние и вовсе не понимали, для чего Чэн Фэнтаю все это.
Вдруг вбежал один из помощников и в полной растерянности проговорил:
– Ли-лаобань! Тут явился какой-то поддельный заморский черт! [224] Бормочет что-то невнятное на английском, рвется за кулисы!
Тут пришла пора Ли Тяньяо, дающего заключительный номер, выходить на сцену, так что он не мог уже рвануть навстречу незнакомцу. Шан Сижуй подтолкнул Чэн Фэнтая:
– Явился какой-то поддельный заморский черт! Иди-ка встреться с ним!
Чэн Фэнтай обиделся:
– Как же так, Шан-лаобань, разве я в твоих глазах поддельный заморский черт? – Несмотря на свои слова, он все же улыбнулся Ли Тяньяо. – Я знаю несколько слов на иностранном языке, оставьте это мне, не будем задерживать Ли-лаобаня.
Ли Тяньяо засыпал Чэн Фэнтая выражениями признательности и поспешил на сцену.
Причина, по которой пришедшего обозвали поддельным заморским чертом, заключалась в том, что глаза и волосы у него были цвета воронова крыла, а лицо совершенно очаровательным, – очевидно, он прибыл из Японии. Юноша с коробкой в руках и тот самый помощник, что прибегал, то и дело обгоняли друг друга. Юноше все время удавалось улизнуть – во многом благодаря его исполненным изящества движениям. Только помощник решительно бросился к нему, как юноша поднял коробку высоко над головой, словно держал в руках большую императорскую печать, и закричал:
– Oh my god! [225]
Чэн Фэнтай подошел к ним и оттеснил помощника, кивнув молодому человеку, и вежливо спросил по-английски, какова цель его визита. Юноша, должно быть, не ожидал, что в этом царстве старинной музыки найдется кто-то, кто говорит на английском, и, заикаясь, принялся объяснять, что он является другом Шан Сижуя и пришел вручить ему подарок. Когда его спросили, как его зовут, чтобы передать Шан Сижую, он лишь пробормотал что-то невразумительное. Разумеется, Чэн Фэнтай нисколько ему не поверил: ради встречи с Шан Сижуем заядлые поклонники не гнушались притворяться его друзьями, а еще частенько назывались двоюродными сестрами да тетками. Если же опрометчиво пустить таких «родственничков» к сударю Шану, они принимались заливаться слезами и смеяться, едва не сходя с ума в присутствии изумленных зрителей, захочешь их силой увести прочь, и то не оттащишь. Чэн Фэнтай глядел на юношу с легкой улыбкой, и вид у него был сомневающийся. Юноша осознал, что объяснения его не произвели на Чэн Фэнтая должного впечатления, открыл коробку и показал содержимое, добавив к тому же пару фраз. Увидев, что внутри, Чэн Фэнтай почти ему поверил, а тут еще юноша сказал:
– Я встречался с господином Шан Сижуем в Яньцзинском университете, нас представил друг другу господин Ду Жофан.
Ду Жофан[226] – настоящее имя седьмого молодого господина Ду, и тут уже не поверить юноше было невозможно. Чэн Фэнтай провел его за кулисы, где Шан Сижуй как
