Андрей Меркин - Записки «лесника»
Но к этому времени джебы сделали своё дело, а заплывший глаз и кровоточащая бровь Руиса просили:
– Папа, отпусти нас с миром в сортир для гигиенических процедур.
Получив предупреждение от судьи, Колюня присел на нервяк и стал суматошно молоть воздух. Руис прыгнул, чуть не достал подбородок Валуева.
В момент приземления Колюня хотел его поймать, но опять промахнулся.
Танец гопака шёл к концу, как и весь бой. Последние раунды остались за Руисом.
Авторитетная боксёрская тусовка считала:
– Руис, по крайней мере, не проиграл.
У судей и Дона Кинга другое мнение.
Махнув брильянтовой запонкой размером с добрую конскую залупу, Кинг выбежал на ринг с кучей флажков всех стран и народов.
Саша Поветкин сокрушённо качал головой, глядя на Колюню.
Зал оглушительно свистел. Руис из своего угла делал реверансы во все стороны так, как будто выиграл бой.
Золотой дождь из пушки сыпал на ринг, «кокс-пелотка» улыбалась, бабуля вспоминала молодость и бравого штурмбанфюрера из соседнего района.
Кличко может спать спокойно.
Новая модная стрижка Валуева ему ничем не грозит.
Ульянов и дядя абб
У великого люксембургского Герцога всё в порядке, даже когда жара надвигается прямо в башню, как проклятый кризис нынче, не иначе как инсинуированный сионистским лобби с обгаженных СМИ Родины Капитолийских холмов.
Так думал и думает сейчас в ту пору ещё начинающий топ-менеджер всемирно известной корпорации дядя абб. В огромных диоптриях на сложносочинённых щщах, он казался ботаником.
Ботаником – из плесневелых нор академика Мичурина, который ещё вчера пытался скрестить свинью с конём, а выдал на гора новый вид мёда из шляпы гриба подосиновика.
Молодёжная сборная громила подданных страны банков и оффшоров, а наш скромный друг, но уже вполне сформировавшийся «Настоящий русский патриот» громил местный вискарь.
Стакан за стаканом. Выливал содержимое внутрь желудка, и заставлял работать малые и большие круги кровообращения, как станок для производства «квотеров» в казначействе Форт Нокс.
Ваш покорный слуга и Удалый пытались угнаться за ботаником, но где там – вискарь таял, как мороженое пломбир в руках юной десятиклассницы на качелях Сокольнического парка.
Надо заметить – я тоже был «хорош» и стал комментировать действия не команды, а Газзаева – тренера-пса.
Бегая вдоль бровки, пёс страшно шевелил усами и заставлял и так мёртвых соперников с ещё большой тоской поглядывать в сторону раздевалки.
Но я не унимался, а продолжал глумиться с отборным и витиеватым матерком.
Наш друг дядя абб безудержно икал и смотрел на пса недобрыми запотевшими диоптриями, тогда ещё не оправленными в платину от «Дольче и Габбана».
После финального свистка вся диаспора ушла опустошать буфет, а пёс погнался за мной, на ходу доставая из ножен кинжал и крича благим матом:
– Зарэжу!!!
Пробежал он всего лишь десять метров – его мастерской подсечкой, которой позавидовал бы олимпийский чемпион Карелин, сбил с ног дядя абб.
Затем он наступил ему ногой на горло и сказал магическое:
– Отсоси у красно-белых!
Пёс урыл задним ходом, Удалый присел в тревожном книксене, а я, перепуганный насмерть, смылся в туалет – справлять малую и большую нужду одновременно.
Ещё более талантливым показал себя Ульянов на миланском «Сан-Сиро» в конце девяностых годов.
Сидим на стадионе и культур-мультур пьём водку из полуторалитровой бутылки по методу Удалого.
Из бутылки выливается фанта и доливается 1, 4 литра жидкости имени Менделеева. Получается цвет, как у фанты. Открывать пузырь и пробовать культурные итальянские стюарды не стали.
А зря!
Подходит, ну как подходит, как Варенуха в кабинете у Римского, Ульянов.
Дружелюбный Удалый протягивает ему бутылку.
Тот делает глоток, которому позавидовал бы и Колюня Валуев.
Бутыль заметно полегчала, а Ульянов икнул и посмотрел на меня сквозь непьющего Собачника – малобюджетника.
– Мне сказали, что ты из Берлина и тоже болеешь за «Спартак».
– Тоже? – удивился я.
В эту минуту Иван Саморано присел на плечи Вадиму Евсееву и забил гол.
В следующую секунду Ульянов повернулся и произнёс историческую фразу:
– В начале второго тайма гол забьёт Дмитрий Аленичев, после сольного прохода, в ближний угол.
Затем допил остатки из фляги Удалого и ушёл кимарнуть в перерыве.
Вот это уровень предвидения – на все времена, прямо таки Нострадамус – Ульянов!
Той же зимой «Спартак» играл в Мадриде против «Реала» и сделал я короткую рекогносцировку местности.
Недалеко от стадиона «Сантьяго Бернабеу» – удивительный «Макдональдс».
Быстренько посмотрел меню и заглянул лицом некоренной национальности в тарелки почтенных донн и кабальеро.
Креветки на гриле, фишбургер из меч-рыбы, салат из морепродуктов – размером с легендарную борсетку литератора Хукела.
Репертуар для «Макдачной» просто наилучший, не считая холодного супа «гаспаччо» – острого, как нож и холодного, как лёд.
На десерт – напиток «Смирнофф плюс» – немного водки и тонизирующая шипучка.
Вот такая необычная «Макдачная».
Думаю даже дядя абб, не говоря уже про Ульянова, не погнушаются там откушать скромным ужином наперевес.
Пугачёва
Берлин, снова зал «Темподром». Уважил жену и пошли на концерт Пугачёвой, благо дело имелись контрамарки.
Интересного мало, как поёт Новиков:
– Примадонна на эстраде сучит ляжками, а за ней нарцисс под блестяшками.
Но!
Прямо рядом сидел знаменитый немецкий дизайнер и гей Вольфганг Йоп, с любовником и русской переводчицей.
В руках она держала огромный фирменный пакет с кишками, подарок для Аллы.
Размер пакета – ещё тот, и целых две китайских полосатых сумки – «мечта челнока».
Все обнюханные до предстательной железы и шейки матки, включая певицу.
Весь концерт эта троица так плясала и пела вместе с Пугачёвой, что зал тихо охуел от такого драйва.
Причём дизайнер готов был совершить половой акт прямо в зале, но любовник чуток застеснялся.
Короче, гранд-шкандаль, мама не горюй!
Когда их пытались унять, Вольфганг Йоп громко матерился по-немецки, называя почтенную публику напропалую пидарасами, что по меньшей мере странно.
А лет дяде немало, под семьдесят.
По окончании концерта Йоп сорвал с себя лапсердачок, а под ним маечка – вшивник с замысловатой эмблемой, в виде красного дракона в трёхцветном обрамлении.
А попросту логотип футбольного клуба «Эйнтрахт Брауншвейг» из одноимённого города, где он родился.
Помнит дизайнер про любимый клуб, хоть и пидарас.
Лихтенштейн и сон болельщика
«Вчера товарищ Брежнев принял датского посла за голландского».
Леонида Ильича давно нет с нами, но дело его живёт и процветает.
Шикарная «Бентли» дяди абб припарковалась прямо возле отеля, где жила сборная России по футболу.
Оттуда вальяжной походкой олигарха вышел сам владелец авто и моё наглое лицо некоренной национальности.
Подбежавший портье спросил:
– Кто владелец машины?
– Да это же сам Роман Аркадьевич Абрамович – ответил я, не моргнув глазом.
Тут же сбежался весь отель, но дядя абб ушёл в этот момент по нужде и пропустил апофеоз.
Халдеи, кандюки, портье и прочая челядь выстроились в длинную очередь за автографами и я сказал:
– Сейчас придёт сам Аркадьевич и всем подпишет!
Но самый старый и опытный шеф-повар, а он бросил трюфеля на кухне в пизду и тоже прибежал дивиться на «Бентли», вдруг додумался:
– Да сегодня же первое апреля!
Все дружно посмеялись и разошлись по мраморным комнатам и закоулкам.
Когда дядя абб вернулся из клозета, лишь лёгкая пыль столбом напоминала о вавилонском столпотворении, которое было пять минут назад.
Затем поехали обозревать замок Великого Князя и тихо ужаснулись – из охраны никого, если не считать бабушку-консьержку на входе.
– Их Величество дремлет, и вообще неприёмный день сегодня.
Ещё что-то злобное добавила, упомянув при этом всю лихтенштейнскую мать.
Видно сильно её достали русские в тот день…
Прямо за замком шумел водопад и падал вниз стремительным анусом в три наката.
Грохот воды и холод так утомили что, поехали поесть сосисок-гриль на стадион.
В программке к матчу гимн России написан на трёх языках – русский, немецкий и даже латиницей.
Наши болельщики зажгли два фаера – мусора не подошли. Начальник местной полиции рассказал много интересного.
Они никогда и никого не арестовывают на футбольных матчах, а фаера на его памяти зажгли в первый раз.
– Красиво!
И это говорит полицейский, если бы не форма, напоминает регента церковного хора.
После игры, пристроившись за автобусом сборной, возвращаемся в шестиз-вёздный отель.
Едем в лифте.
Прямо над золотой панелью, жирным чёрным фломастером написано такое родное, до боли знакомое простое русское слово «хуй».
