Фрэнк Синатра простудился и другие истории - Гэй Тализ
С Джеймсом Рестоном в Вашингтоне дело обстояло иначе. Подчиненные обожали его и подражали ему; он был всегда уверен в себе, держался неофициально, даже курьеры называли его «Скотти». Когда Рестон говорил, в тембре его бесподобного голоса, будто доносящегося издалека, в том, как он тщательно подбирал слова, как держал паузу, звучало нечто, придававшее всему сказанному вес творящейся здесь и сейчас истории.
Близкие друзья Рестона в вашингтонском бюро возмутились, но не удивились, услышав про план Сульцбергера. Ничто, поступавшее из Нью-Йорка, – любая нелепость, как ворчали они, – не казалось удивительным. Так, два года назад, в 1962‑м Гаррисона Солсбери назначили «национальным редактором», и все истории, исходившие из-под пера журналистов «Times» во всех американских бюро, включая вашингтонское, должны были проходить через офис национального редактора, так что Гаррисон Солсбери обладал прерогативой давить на Вашингтон – что и делал. Вашингтонцы жаловались, что Солсбери одержим идеей заговоров и тайных темных дел американского правительства, а если его подозрения не подтверждаются, он начинает подозревать коллег в недобросовестности и в выгораживании друзей на Капитолийском холме. Люди Рестона в ответ клеймили Солсбери конспирологом, на которого повлияли долгие годы, проведенные в качестве корреспондента в СССР, – как выразился один сотрудник вашингтонского бюро, «Солсбери так долго наблюдал соратников Сталина, что теперь сам как из Политбюро!»
Так или иначе, Солсбери продолжал обрушивать на Вашингтон свои указания, идеи, вопросы. Не стоят ли за сделкой Джонсона деньги Клинта Мерчисона? Что на самом деле на уме у Эйба Фортаса?[90] Верны ли слухи о том, что Госдепартамент намерен признать Монголию? (Люди Рестона говорили, что Солсбери задавал им последний вопрос столько раз, что, вероятно, Госдепу придется действительно признать Монголию.)
Именно Солсбери, говорили вашингтонцы, и, возможно, Клифтон Дэниэл приняли решение напечатать в «Times» едкое замечание президента Кеннеди во время конфронтации администрации со сталелитейщиками в апреле 1962 года. Уоллес Кэрролл из вашингтонского бюро написал в своей статье, что президент Кеннеди негодовал по поводу решения воротил стальной промышленности повысить цены на всю продукцию и отозвался о них очень резко, но Кэрролл не вкладывал в уста Кеннеди прямую цитату, которая потом появилась в его статье: «Отец не раз говорил мне, что все бизнесмены – сукины дети, а я-то до сих пор не верил!» Это выпускающие редакторы в Нью-Йорке узнали из достоверного, на их взгляд, источника, что президент употребил такое выражение – и Солсбери позвонил Кэроллу, велев ему добавить цитату в готовый текст. Автор ответил, что он сам таких выражений из уст президента не слышал. А когда Солсбери стал настаивать, отрезал: «Черт с вами, сами вписывайте!»
Джеймсу Рестону приходилось одновременно писать свою колонку, управлять бюро, поддерживать контакты с источниками в Вашингтоне и, разумеется, проводить время с семьей – борьба с нью-йоркскими редакторами стала бы еще одной полноценной работой. Но Рестону было уже за пятьдесят, и ему пришлось удовлетвориться политикой взаимных уступок (вечный Артур Крок ворчал на заднем плане, что в его-то годы во главе бюро никаких уступок Нью-Йорку не было). Скорее всего, так бы и продолжалось, если бы Рестон не узнал о плане Панча Сульцбергера выстроить вертикаль власти в системе новостей «Times» с тем, чтобы во главе всего оказался Катледж.
Рестон разъярился, и его друзья в Вашингтоне и других местах восстали вместе с ним, убеждая его немедля отправиться в Нью-Йорк и потребовать главный пост – не ради себя, а во имя спасения «The New York Times» от вредителей, ее осаждающих. И если пост исполнительного редактора предложили бы Рестону, уверяли потом его союзники, он бы согласился, хотя ему тогда пришлось бы переехать из Вашингтона в Нью-Йорк и отказаться от колонки. Но этот пост ему не предложили – предлагали другие руководящие должности, но на них он по-прежнему подчинялся бы Катледжу.
Рестон в разговорах с Панчем пробовал иные подходы – предлагал молодому издателю сделать ставку не на старую гвардию, а на молодых талантливых людей из поколения самого Панча – таких как Том Уикер, Макс Франкель и Энтони Льюис (все, конечно, из вашингтонского бюро). Но Сульцбергера к тому времени поглотила идея объединить все новостные потоки под властью одного человека, – в полном соответствии со стремлениями, которые Катледж лелеял двадцать лет.
Учитывая такое положение дел, Джеймс Рестон задумался об отставке. Его помощник в Вашингтоне Уоллес Кэрролл, которого Драйфус видел преемником Маркела в должности редактора воскресного выпуска «Times», уволился летом 63‑го, став редактором и издателем «Winston-Salem Journal and Sentinel». Но Кэрролл работал в «The New York Times» лишь с 1955‑го, и его увольнение не вызвало такой бури эмоций, какую вызвал бы уход Рестона, который пришел в газету в 39‑м, рос вместе с ней, вместе с ней стал знаменит на всю страну и пользовался большей свободой в том, о чем писать, чем любой из сотрудников газеты до или после него.
И все-таки непомерная гордость не позволила Рестону сдаться перед Нью-Йорком. Кэтрин Грэм, его близкая подруга и президент The Washington Post Company, владевшей одноименной газетой, предложила ему не только собственную колонку, но и участие в управлении всем изданием с тем чтобы бросить вызов «The New York Times», а еще место в руководстве другого издания компании – журнала «Newsweek». Грэм обещала Рестону такое жалование и такую долю акций, что, согласись он, стал бы весьма богатым человеком – да и вся его семья. Рестон обдумал предложение, посоветовался со своим другом Уолтером Липпманом, но в итоге отказался. Он не мог оставить «Times».
Так что он продолжал вести свою колонку на первой полосе – это позволяло ему избежать прямого подчинения отделу новостей. Вашингтонское бюро возглавил отобранный самим Рестоном преемник, Том Уикер, правда, перед утверждением Катледж кратко объяснил ему новый порядок субординации. К своим тридцати семи Том Уикер был блестящим журналистом – его репортаж из Далласа об убийстве Кеннеди занял больше полосы в номере «Times» от