Дом Виндзоров: Правда и вымысел о жизни королевской семьи - Тина Браун
Одному из одноклассников Уильям рассказывал, что его охватывает ужас каждый раз, когда лицо матери появляется на экране во время очередного интервью. Трудно без жалости думать о том, что он сидел совершенно один в кабинете директора и смотрел на мать, рассказывающую зрителям даже такие интимные подробности, как его с ней разговор после выхода книги о Хьюитте. Диана припомнила, как Уильям со словами «Мамочка, мне кажется, тебе больно. Возьми, это поможет улыбнуться» принес ей коробку шоколадных конфет. Гарри тогда еще учился в Ладгроуве и отказался смотреть трансляцию, но позднее злился только на Башира за назойливые вопросы, а не на мать за готовность отвечать на них.
Доктор Гейли вернулся в кабинет и увидел «обмякшего на диване» Уильяма с «глазами, покрасневшими от слез». Юноша все же нашел в себе силы подняться и поспешил в свою комнату. Когда Диана спустя час позвонила на факультет, Уильям отказался с ней разговаривать.
Мать смогла в полной мере понять, насколько его задело это интервью, когда Уильям приехал домой. Он яростно обвинял ее в том, что она оклеветала отца и упомянула Хьюитта. Отлично понимая, что после этой трансляции снова станет мишенью для насмешек, Уильям чувствовал себя униженным. На следующий день он принес ей в знак извинения цветы, но Диана была уверена: сын никогда ее не простит. «Как я могла так поступить со своими детьми?» – то и дело спрашивала она у Симоны Симмонс.
II
Не стоит удивляться тому, что, когда красивая Диана в тридцать шесть лет погибла в автомобильной катастрофе и была оплакана – а то и канонизирована – всем миром, ее незапятнанный образ затмил все остальное. Уильяму тогда было пятнадцать, Гарри – двенадцать; они по сей день верят, что их мать стала жертвой папарацци.
За Дианой действительно охотились, но роковое происшествие в Париже было спровоцировано множеством факторов. Доди Файед, любовник принцессы, был человеком безответственным и непривычным к вниманию журналистов, поэтому погоня пробудила в нем азарт, не более. Диана сама отказалась от круглосуточной охраны, осуществлявшейся офицерами Скотленд-Ярда. Дворец не имел отношения к этому обстоятельству. В 2008 году, во время расследования смерти принцессы, бывший начальник полиции лорд Кондон подтвердил: в декабре 1993-го, когда охрана была снята по просьбе принцессы, и на протяжении следующих двух лет с Дианой и ее кабинетом неоднократно проводились частные встречи, на которых советники пытались доказать, что необходимо пересмотреть решение. Принцесса оставалась непоколебимой, веря, что офицеры шпионят за ней и мешают строить личную жизнь.
Тревор Рис-Джонс, телохранитель, работавший на отца Доди и оказавшийся в одной машине с Дианой, не смог убедить ее пристегнуться. Он был гораздо ниже по иерархии, чем водитель злополучного лимузина, Генри Пол, который уже одиннадцать лет работал на семью Файедов. Ни один офицер королевской службы не позволил бы принцессе Уэльской сесть в машину к человеку вроде Пола, который не имел лицензии на вождение частного лимузина и к тому же, как оказалось, был пьян. Но Рис-Джонс не имел права спорить с Доди, который настаивал на том, чтобы лимузином управлял Пол. Не мог телохранитель и помешать водителю безрассудно кричать папарацци: «Не пытайтесь преследовать нас! Все равно не догоните!» После этого заявления Генри Пол вдавил педаль газа и помчался в сторону квартиры Доди на улице Арсена Уссе. Впереди их ждал туннель Альма.
Офицеры королевской стражи, защищавшие Диану, и служившие дворцу шоферы часто становились неофициальными посредниками между принцессой и фотографами, договариваясь о безопасных способах получения информации. «Печально признавать, – рассуждал в разговоре со мной Марк Сондерс, – но будь с Дианой тогда Кен Уорф или Колин Тибатт, всего этого не случилось бы. Каждый из них поговорил бы с журналистами и коротко рассказал, куда она едет и зачем. И за ними никто бы не погнался».
В сердцах и умах юных принцев, особенно Гарри, охота на Диану приобрела масштаб, которого не было в реальности. Уильям так злился из-за обрушившейся на него в течение года после смерти матери волны откровений из прессы, что едва не отказался идти на поминальную службу в Крэти-Кирк, на которой тоже ожидались журналисты.
Примерно так же сложно далось принцам и превращение матери в Святую Диану, кумира миллионов. Гарри рассказывал об этом диссонансе в интервью для документального фильма Ника Кента:
«После ее смерти мы оказались в странной, очень странной атмосфере: вокруг изливали свою любовь и переживания множество людей, никогда с ней не встречавшихся. Мы с Уильямом шли по Кенсингтонским садам, и вся дорога от ворот до Кенсингтон-Хай-стрит была усыпана цветами. Я смотрел на это и думал: "Как это так: тысячи людей, никогда не встречавших эту женщину – мою мать, – плачут и проявляют больше эмоций, чем я сам сейчас ощущаю?"»
Спустя год после смерти Дианы принцы выпустили неожиданное совместное заявление. Они хотели сказать, что «благодарны за повсеместное выражение сочувствия, которое помогало им держаться, и за поддержку, которую им оказывали». Однако Уильям и Гарри настаивали, что время скорби прошло. «Они уверены: Диана хотела бы, чтобы жизнь продолжалась, – объясняла пресс-секретарь их отца, Сэнди Хенни. – Многочисленные напоминания о ее смерти не принесут ничего, кроме боли. Принцы очень надеются, что их мать и память о ней смогут, наконец, обрести покой».
Тщетно. Сыновьям Дианы так и не позволили жить своей жизнью: то и дело до них доходили новости о скандалах, теориях заговора, книгах, фильмах и судебных делах. Особенно жестоким ударом оказалось предательство Баррела. Уильяму тогда был двадцать один год, Гарри – девятнадцать лет. Они отказывались поверить, что дворецкий, верой и правдой служивший семье, продал их мать. Об этом также говорилось в совместном заявлении:
«Нам сложно осознать, что Пол, которому мы так доверяли, мог расчетливо воспользоваться своим положением и настолько явно предать нас. Его поступок отзывается болью не только в нас, но и во всех, кто оказался вовлечен в это разбирательство; он бы привел в ужас нашу мать, будь она жива».
Особенно мучительными были годовщины. В 2007 году – со смерти Дианы прошло десять лет – Уильям попросил Джейми Лоутера-Пинкертона, личного секретаря, сделать все возможное, чтобы помешать каналу Channel 4 выпустить документальный фильм, в котором использовались фотографии с места автокатастрофы. Его попытка не увенчалась успехом, хотя Лоутер-Пинкертон направил в редакцию канала письмо следующего содержания:
«На этих снимках нельзя разглядеть лица принцессы, но они пропитаны трагизмом последних минут ее жизни.
Именно поэтому принцы будут крайне расстроены, если эти снимки станут достоянием общественности. От своего лица и от лица почившей матери они сообщают, что это будет вторжением в частную жизнь принцессы и попранием достоинства ее последних минут.
[В прошлом году, после того как указанные снимки были впервые опубликованы в итальянском журнале, принцы заявляли: ] «Из-за этого мы, сыновья, чувствуем, что раз за разом оказываемся неспособны защитить ее сейчас так, как она защищала нас когда-то».
Защищала ли их Диана? Уильям и Гарри предпочитают не обсуждать это.
Все куда сложнее. Мы уже имели возможность убедиться, что Диана отказывалась от своего права на тайну частной жизни, причем нередко только из желания заставить важных для нее мужчин ревновать. Среди «украденных» моментов, которые невозможно забыть, числится, например, фотография «поцелуя» с Доди, сделанная во время их судьбоносной поездки где-то на побережье Корсики. На снимке Диана стоит, прижавшись к голому торсу Доди. Однако принцесса сама заплатила Марио Бренне, итальянскому фотографу, за то, чтобы он сделал эту фотографию, призванную стать своего рода посланием Хаснату Хану – человеку, которого она любила.
Бывший президент издательства Condé Nast International Николас Колридж в мемуарах рассказывал, как в 1996 году пригласил Диану на обед с советом директоров. Накануне встречи в штаб-квартире газета The Mirror опубликовала фотографию принцессы, загоравшей без купального лифа, чем немедленно вызвала бурные споры о том, чтó считается вторжением
