Фрэнк Синатра простудился и другие истории - Гэй Тализ
Однажды декабрьским утром двухлетний сын Бонанно Джозеф, ползая по столовой, влез в узкое пространство между буфетом и стеной и спустил курок ружья, которое там кто-то оставил. Пуля, пробив дыру в потолке, вылетела на верхний этаж – выстрел прозвучал неподалеку от спальни Мальокко. Толстяка будто ветром сдуло с кровати, он заорал как оглашенный, до смерти напугав Розали, которая в другом крыле дома кормила грудью новорожденного. От крика женщины задрожали стены огромного дома; по комнатам с воплями носились обезумевшие от страха люди, пока наконец на первом этаже не обнаружили малыша, который сидел на полу в красной пижаме, ошарашенный, но невредимый, а у ног его валялось дымящееся ружье. Спустя две недели Джо Мальокко умер от сердечного приступа.
* * *
Услышав звонок Фрэнка Лабруццо снизу, Билл Бонанно нажал кнопку домофона и прильнул к дверному глазку. Он увидел, как Лабруццо шагнул из лифта с газетами под мышкой, и по его бледному лицу догадался: что-то стряслось.
Лабруццо вошел в квартиру молча. Подал Бонанно газеты. Огромные заголовки украшали первые страницы каждой, на самом верху:
Банановый Джо – считай, покойник
В Нью-Йорке двумя налетчиками похищен Джо Бонанно
Мафия похитила Бананового Джо
ФБР ищет похитителей
У Билла закружилась голова, его затрясло, как в лихорадке. Он рухнул на стул, все еще не в силах осмыслить происходящее. Крупные буквы заголовков растянулись по газетным полосам, затмив войну во Вьетнаме и социальную революцию в Америке; они, казалось, орали на него и требовали ответа, и ответить хотелось немедленно: мчаться куда-то, устроить нечто кровавое – ненависть к собственной беспомощности охватила его. Но Билл заставил себя остаться сидеть и внимательно прочесть каждый абзац. Почти все авторы статей предполагали, что Джозеф Бонанно уже мертв, скорее всего, закатан в бетон и покоится на дне реки. Было несколько предположений о том, что его удерживают заложником, пока он не пойдет на определенные уступки, и, наконец, была версия, что похищение липовое, а устроил его сам Бонанно, чтобы избежать вызова в федеральный суд, который должен заседать в Манхэттене в конце недели.
Последнюю версию Бонанно-младший отмел как абсурдную. Он был уверен, что отец собирался предстать перед большим жюри[72], как уже бывало в прошлом, ничего не рассказывать, разумеется, но все же явиться, заявить о собственной невиновности или сослаться на свои конституционные права. Еще Билл Бонанно не верил, что отец пошел бы на такое рискованное дело, как инсценировка похищения, без консультаций с Лабруццо и сыном.
Теперь он смотрел, как Лабруццо меряет шагами комнату, словно зверь в клетке. Дядя до сих пор не произнес ни слова – обычно Лабруццо был очень спокоен, но сейчас выглядел нервным, напуганным. В конце концов он почувствовал на себе взгляд Билла, повернулся, и, словно пытаясь восстановить свое положение – хладнокровный человек в трудной ситуации, – сказал почти невозмутимо:
– Ну, если он и вправду мертв, то мы уж ничего поделать не сможем.
– Это верно, – отозвался Бонанно. – Тогда мы следующие.
Лабруццо вновь умолк. Бонанно встал, включил сразу и телевизор, и радио, чтобы послушать последние новости. А сам задавался вопросами, известно ли об их убежище посторонним и кто из их организации мог помочь похитителям? Он был уверен, что без помощи изнутри такую операцию бы провернуть не вышло. Как еще похитители могли узнать, что Джозеф Бонанно собирался переночевать у Мэлони? Дельце обтяпали безупречно: двое налетчиков появились на Парк-авеню как раз в тот момент, когда старший Бонанно вышел из такси, а Мэлони, вышедший первым, побежал вперед, чтоб не вымокнуть под дождем, и ничего не видел, пока не было слишком поздно. Хотя его подозрения потом не подтвердились, и Билл даже устыдился их, но в первый момент он и Мэлони заподозрил в соучастии.
Билл Бонанно, как и его отец, не слишком доверял адвокатам. Адвокаты – служители суда, часть системы (а значит, полностью им доверяться нельзя), – или же любители преступности, чувствующие себя в своей стихии на обочине гангстерского мира и, несомненно, жаждущие заглянуть в его тайны. Иногда таких адвокатов даже вовлекают в интриги мафии, они дают советы тому или иному дону и готовы сменить сторону, когда меняется расклад сил; для них это своего рода игра.
Какая бы группировка ни одерживала верх, адвокаты всегда выходят сухими из воды. Они сопровождают клиентов в суд под щелканье фотоаппаратов, после делают заявления в прессе; они – привилегированная клика, широко разрекламированная и высокооплачиваемая, они часто мухлюют, но их редко ловят; они неприкасаемые. Бонанно вспомнил, что много лет назад слышал о том, как мафиозные доны сетовали меж собой на непомерные гонорары некоторых адвокатов, после того как полиция устроила налет на Апалачинский съезд. Несколько донов признались, что заплатили около пятидесяти тысяч долларов за юридическую защиту, а поскольку в основном оплата производилась наличными, по требованию адвокатов, мафиози могли только догадываться, сколько с этой суммы уплачено налогов. Хотя Бонанно знал, что Мэлони не из таких юристов, он, тем не менее, подозревал худшее, пока в будущем улики не доказали обратного; он, так или иначе, адвокат, а адвокаты живут за счет несчастий ближнего.
Что до непосредственных исполнителей похищения, Бонанно предполагал, что они получили санкцию на свои действия от национальной Комиссии мафии, которая недавно лишила Джозефа Бонанно членства. Еще он предположил, что непосредственное руководство осуществлял босс Буффало, старейший член Комиссии, 73-летний Стефано Магаддино – двоюродный брат отца, бывший друг по Кастелламмаре. Явную неприязнь со стороны Магаддино часто обсуждали в организации Бонанно и в 1963‑м, и в 1964‑м. Говорили, что неприязнь вызвана опасениями Магаддино по поводу амбиций Джозефа Бонанно. Территория босса Буффало простирается от запада штата Нью-Йорк до долины Огайо, что подразумевает контакты с канадскими рэкетирами в Торонто, а клан Бонанно несколько десятилетий работал с группой мафиози в Монреале: они делили барыши от импорта спиртного, не облагаемого налогами, а еще от игорного бизнеса и другой нелегальной деятельности, в том числе контроля над торговлей пиццей и протекционистского рэкета внутри большой итальянской общины Монреаля. В 1963‑м, когда Джозеф Бонанно съездил в Монреаль и позже подал заявку на канадское гражданство, Магаддино истолковал это как еще один знак претензий Бонанно на его, Магаддино, территорию; слышали, как
