Дом Виндзоров: Правда и вымысел о жизни королевской семьи - Тина Браун
«Дикие годы» миновали, жизнь стала куда лучше, но Камилла все равно чувствовала себя изгоем. Какие бы изящные словеса ни плел Марк Болланд (к тому времени уже год как не работавший на принца Уэльского), как бы терпеливо сама она ни пыталась добиться королевского одобрения (оно, казалось, было не за горами после смерти королевы-матери и празднования Золотого юбилея), какие бы приятные разговоры ни велись с длинной чередой личных секретарей Елизаветы и Чарльза и как бы осторожно она ни пыталась сблизиться с принцем Уильямом (относившимся к ней настороженно) и принцем Гарри (относившимся к ней с откровенной неприязнью), все равно рано или поздно на этом пути возникали новые и новые препятствия, вынуждавшие ее опять уходить в подполье.
Быть непризнанной принцессой-консортом оказалось очень тяжело. В роли любовницы Камилла всегда отличалась умением подбодрить Чарльза. Пара была знакома уже тридцать три года, и за это время миссис Паркер-Боулз ни разу публично не высказалась об их отношениях. Она прекрасно ориентировалась в нюансах королевского этикета и даже после стольких лет на ужинах в Хайгроуве называла возлюбленного только «принцем» и никогда «Чарльзом». В обществе она обращалась к нему «сэр». Камилла знала, как реагировать на переживания Чарльза, и умела проявлять любовь в сложных обстоятельствах, не теряя обаяния. Сын одного из друзей Королевы как-то сказал мне: «Камилла всегда пресекает проявления у Чарльза напыщенности. Она ни за что не спустит ему попытку подозвать слугу и потребовать джина с тоником. Обязательно скажет: "Это же смешно. Давай я сама налью"».
Будь у Камиллы семейный девиз, он звучал бы примерно так: «Не унывать». Непростая задача, особенно в тех случаях, когда речь идет о необходимости поддержать партнера королевской крови. Ей пришлось нелегко, особенно в период посттравматического расстройства, которое вызвала у Чарльза гибель Дианы.
«Помню, как начинал работать с принцем, и у нас часто бывали ужины с ним и Камиллой, – вспоминал Марк Болланд, когда я беседовала с ним, собирая материалы для книги «Хроники Дианы» (The Diana Chronicles). – Чарльз все рассказывал и рассказывал о Диане, о том, как она манипулировала прессой. "Нужно оставить это позади, сэр", – говорил я. "Чтобы понять меня, Марк, тебе нужно все это услышать", – отвечал он. Камилла после говорила мне: "Ему это необходимо, Марк"».
Болланд то и дело пытался предложить принцу изящный способ принять наследие Дианы, но тот все время отправлял его к Камилле. «Проблема не во мне, – объясняла она. – Забудь и пытаться заставить его это сделать. В нем все еще слишком много боли и гнева. Слишком много».
Со временем бесконечные переживания Чарльза о том, что его никто не ценит, стали для всех настоящей проблемой. Он мог долго жаловаться на то, какого невысокого мнения о нем мать, нация и пресса, или заявить, что жизнь невыносима, только потому что в кабинете слишком жарко или холодно. Говорят, в 2004 году он заявил: «Никто не представляет, насколько адски тяжело быть принцем Уэльским». Однако сочувствовать мультимиллионеру, наследнику престола и владельцу сразу нескольких исторических усадеб сложно. Помните, что Питер Мандельсон, политтехнолог и представитель лейбористов, сказал Чарльзу во время визита в Хайгроув в 1997 году? Слова о том, что британские министры периодически отмечают, что он «довольно угрюм и подавлен», вызвали у принца панику. Он не привык слышать правду, поэтому то и дело обиженно переспрашивал у Камиллы: «Это действительно так? Я такой?» «Ни один из нас не выдержит, если ты еще месяц будешь снова и снова задавать этот вопрос», – решительно заметила она.
Впрочем, принц был не так уж неправ, когда говорил, что его успехам редко воздается должное. Пусть его личная жизнь и превратилась в бесконечное шоу, он добился ощутимых результатов в приведении девяти акров поместья Хайгроув в соответствие с ранней моделью системы устойчивого земледелия, не обращая внимания на тех, кто пытался выставить его ненормальным, который разговаривает с растениями и тратит время на чепуху. До времени, когда органическое фермерство станет популярным, оставалось еще несколько десятилетий, а Чарльз уже полностью адаптировал к этой философии домашнюю ферму. Там было запрещено использование пестицидов, а посетителей встречал знак: «Предупреждение: вы входите на территорию, свободную от ГМО». Отдельным поводом для гордости стал успех, которым увенчалась попытка сохранить генофонд редких видов скота: тамвортских свиней и коров породы Irish Moiled. Причем принц не был лишен предпринимательской жилки. В 1990 году в поместье Хайгроув началось производство удивительно успешной линии продуктов, которые Чарльз называл «Герцогские оригинальные». На празднике в честь его семидесятилетия – это было в 2018 году – Елизавета даже подняла за сына тост, заметив, что он «во всех отношениях герцог оригинальный». После заключения соглашения с сетью продовольственных магазинов Waitrose, которая пришла Чарльзу на помощь в 2009 году после экономического кризиса 2008 года, продукты бренда «Герцогские оригинальные» получили название «Герцогские органические от Waitrose» и принесли в благотворительный Фонд принца Уэльского больше 30 миллионов фунтов. В определенном метафорическом смысле у Чарльза было чутье на устойчивый бизнес.
Он предпринимал и другие попытки совместить предпринимательскую деятельность и стремление сохранить окружающую среду. В конце 1980-х годов часть земель герцогства Корнуолльского в Дорсете была передана под строительство экспериментальной деревни Паундбери. В этой затее нашел отражение немного старомодный взгляд Чарльза на то, какой должна быть сельская жизнь в Великобритании: невысокие дома, которые не подавляют размерами, все необходимые магазины, офисы и жилые помещения, треть которых отдана под доступное жилье. Разумеется, идею встретили скучающими зевками, и Паундбери немедленно окрестили «феодальным Диснейлендом», «городом игрушек» и «китчевой мечтой в духе прошлого». Однако время шло, и деревня постепенно превратилась в процветающую коммуну с населением 3000 человек. В 2005 году принц устроил экскурсию для журналистов программы «60 минут», специально остановившись у минимаркета, которым «очень гордился, поскольку все вокруг твердили, что из этого ничего не выйдет», и паба, куда «никто, опять же, не желал даже зайти». «Я надеюсь только, что, когда умру и буду всеми забыт, народ Британии хоть немного оценит этот проект», – добавил Чарльз, не изменяя привычке к самоуничижению. В 2012 году в Паундбери запустили первый полноценный анаэробный биореактор – устройство, перерабатывающее пищевые отходы и маис с окрестных ферм в обновляемую устойчивую энергию, поддерживающую местное сообщество. Думаю, вы можете легко представить, какой энтузиазм и воодушевление это событие вызвало у прессы.
Чарльза вполне справедливо не оставляло ощущение, что его «любимый конек», так часто высмеиваемый окружающими, догнал, наконец, время. Чарльзу был всего двадцать один год, когда он впервые заявил об «устрашающих последствиях загрязнения во всех его разрушительных проявлениях» на конференции «Сельская жизнь в 1970 году».
А в 2018-м его имя вернулось в заголовки всех газет: принц отказался от пластиковой соломинки, которую ему принесли вместе с кофе со льдом в одном из кафе Афин, акцентировав внимание на том, насколько пластик вреден для окружающей среды. Обсуждавшие его журналисты совсем забыли упомянуть, что впервые о вреде пластика Чарльз рассказывал в 1970 году, но его слова тогда, можно сказать, проигнорировали.
Он опередил свое время и в других вопросах. В 1993 году, за восемь лет до трагедии 11 сентября, принц Уэльский выступил в Оксфордском центре изучения ислама с пламенной речью, призывая Запад уделять больше внимания пониманию этой религии и культуры. Особенно возмутила Чарльза децимация озерных арабов[33] на юге Ирака. Эту речь – как и другие – он явно писал сам: если перечитать их сегодня, легко заметить характерные для принца лирические отступления в духе ослика Иа и самоуничижительные заявления.
Больше всего, по мнению принца Уэльского, общество недооценивало его работу с подрастающим поколением. Между тем Фонд принца со временем приобрел определенный вес. Основным фокусом его работы стали дети, которых остальные списали со счетов – бездомные, малолетние преступники, наркозависимые или те, кто существовал на пособие и не представлял себе иной жизни. Возможно, немалую роль
