Дом Виндзоров: Правда и вымысел о жизни королевской семьи - Тина Браун
Актер Идрис Эльба, выросший в бедном гетто в Хакни, поблагодарил Фонд за возможность сходить на прослушивание и за 1500 фунтов. Все это было необходимо для начала карьеры. Всего на сегодняшний день эта программа стала шансом запустить малый бизнес более чем для 68 000 молодых людей.
Но если Чарльз так стремился к прогрессивным решениям проблем и так явно работал на благо общества, почему же его труд редко получал признание? Его заботили как раз те вопросы, которые то и дело поднимала газета The Guardian, современная библия либералов, и которые инстинктивно высмеивал издательский дом Мёрдока. Вот только наследнику престола нелегко стать образцом для подражания только благодаря либеральным решениям, а Чарльз к тому же очевидно не любил все, что наводило на мысли о культурных устоях левых. По словам премьер-министра Тони Блэра, «он являл собой удивительное сочетание традиционного и радикального (в чем-то явно следуя идеям новых лейбористов, а в чем-то явно пренебрегая ими), царственного и ненадежного».
Пренебрежение традиционной для королевской семьи осторожностью для Чарльза было принципиальной позицией, достойной восхищения. Пока Тони Блэр пытался улучшить отношения с Китаем, принц Уэльский устроил вечерний прием для далай-ламы в Сент-Джеймсском дворце, желая таким образом выразить искреннюю поддержку Тибету. Чарльз сильно сомневался в необходимости войны в Ираке. Его беспокоило то, как она может сказаться на отношениях Ирака с Англией, хотя в данном случае он руководствовался несколько неверными умозаключениями, размышляя прежде всего о том, как это повлияет на знакомых спонсоров Фонда из стран Персидского залива.
Нескончаемый поток книг, документальных фильмов и статей о Диане, подававших все действия Чарльза в черном цвете, вызывал у него отчаяние. Принца можно понять, хотя он и сам нередко давал газетам поводы для насмешек, которых можно было бы избежать. Поглощенный (как он думал) заботами кабинета, принц Уэльский часто понятия не имел, насколько не соответствует реальности его представление о мире. Например, совершив в октябре 2003 года визит в Индию, Чарльз умудрился в качестве вдохновляющего примера приспособленных для жилья помещений привести «район трущоб Бомбея», где на территории вполовину меньше той, которую занимало поместье Хайгроув, ютился почти миллион человек, а на 1500 жителей приходился один вонючий туалет. И эта безнадежная ретроградность его взглядов делала безуспешными все попытки принца обратиться к прогрессивной аудитории. В 2006 году Кен Уорф так описал мне ситуацию:
«Проблема в том, что Чарльз не похож на нас, понимаете? На днях его показывали в новостях: в костюме, тканевой панаме и блестящих зеленых резиновых сапогах он стоял на земле поместья герцогства Корнуолльского и рассуждал о чудесах органического земледелия. И этим своим голосом заявлял: "Меня с ума сводит то, как в супермаркетах относятся к отбору моркови. В моем детстве морковки были все кривые и косые"».
Представление о том, насколько узко он воспринимал многие вещи, можно составить на основании разбирательства о неправомерности увольнения Элейн Дей, бывшей личной помощницы в Кларенс-хаусе. В марте 2002 года она случайно заметила, чтó Чарльз написал в одном из всегдашних эмоциональных примечаний к служебной записке.
«Что не так с людьми в наши дни? – нацарапал на полях принц, имея в виду Элейн. (Ей хватило дерзости предположить, что помощникам должна предоставляться возможность проходить обучение и претендовать на более высокие должности.) – Почему им всем кажется, будто они достаточно квалифицированы и способны выполнять задачи, лежащие за пределами их возможностей? Это следствие современной системы образования. Она вся крутится вокруг ребенка, твердит ему, что он может стать поп-звездой, судьей первой инстанции, великолепным телеведущим или компетентным главой государства, не стараясь даже и не имея к этому никакой природной предрасположенности. Вот они, результаты общественного утопизма, веры в то, что человечество можно генетически модифицировать так, чтобы оно опровергло уроки истории».
Напомню, автор этих слов находился в ранге адмирала королевского военно-морского флота, фельдмаршала Британской армии и маршала королевских военно-воздушных сил, хотя ни дня не провел на поле боя. Он также считал себя достаточно квалифицированным, чтобы высказываться по поводу архитектурного дизайна и законотворчества каждого министерства на улице Уайтхолл, не имея за плечами ни Королевского института британских архитекторов, ни даже стажировки на государственной службе. Естественно, его слова британская пресса приняла не слишком хорошо. А примечание на этом не заканчивалось. «Что я, черт возьми, должен сказать Элейн? – подытоживал Чарльз. – Она такая политкорректная, что мне даже страшно». Элейн Дей проиграла суд, но, разумеется, выиграла войну мнений.
Для будущего короля, человека, соблюдающего нейтралитет в вопросах национальных интересов, Чарльз создавал самому себе слишком уж много проблем, используя высокое положение, чтобы разрушать репутации. В 1984 году на торжественном вечере, посвященном стопятидесятилетию Королевского института британских архитекторов, принц Уэльский назвал план расширения Национальной галереи на Трафальгарской площади, предложенный бюро Ahrends, Burton and Koralek, «устрашающим уродством на лице любимого и элегантного друга». Разработанный архитекторами дизайн сочли – вполне справедливо – поистине отвратительным и те, кто, в отличие от Чарльза, предпочел не высказывать своего мнения. Патрик Дженкин, который тогда занимал кресло министра по вопросам окружающей среды, выслушав принца, негромко заметил, что это заявление «спасло [его] от необходимости принимать сложное решение». «Устрашающий» план был отклонен, и эпизод навсегда остался в истории как пример того, насколько безжалостен был принц, когда дело касалось того, что задевало его чувства.
Ожидая (бесконечно) очереди взойти на престол, Чарльз мечтал о влиянии, статусе и внимании, поэтому заваливал Тони Блэра и его кабинет министров многочисленными предложениями и жалобами. Постановление о свободе распространения информации позволило газете The Guardian получить в распоряжение немало его писем, отправленных в 2004–2005 годах. Среди министров они были известны как «письма черного паука», поскольку поля бумаги были сплошь покрыты нацарапанными черной перьевой ручкой замечаниями принца. Темы Чарльза интересовали самые разнообразные: он рассуждал, как недоволен актом о правах человека 1998 года и тем, до какой степени «жизнями управляет политически корректное вмешательство, возведенное в совершенно абсурдную степень», обвинял правительство в том, что оно пренебрегает сельской Англией, и беспокоился о недостатке ресурсов для вооруженных сил в Ираке (например, вертолет Lynx, по его мнению, «показал себя слабо»).
Блэр и его министры то и дело получали то письма с требованием проредить популяцию британских барсуков, то протесты против незаконного лова патагонского клыкача. В одном из посланий от апреля 2002 года, которое советники рекомендовали Чарльзу не отправлять и за которое принц в наши дни испытал бы на себе все прелести «культуры отмены», он провел параллель между собственными взглядами и позицией камбрийского фермера, заявившего: «Если бы мы все тут были черными или геями, нас не стали бы угнетать или осуждать».
Нередко, впрочем, тон посланий принца напоминал стариковское ворчание читателя The Telegragh: сидя в кресле, он изливает «категорические возражения» в письме, которое потом отправит в газету. Говоря в феврале 2005 года в послании Джону Риду, члену Парламента и министру здравоохранения, о своем беспокойстве по поводу будущего больниц, Чарльз проявил достаточно осознанности, чтобы предположить: «Я рискую выглядеть исключительным занудой».
Однако интереснее – и парадоксальнее – всего в личности принца Уэльского то, что ему случалось гораздо лучше угадывать потаенные настроения британской публики, чем газетам или политикам, и то, что нередко он был прав по сути, пусть и выражал мнение раздражающе и весьма туманно. Многие его нападки исключительно точно передавали растущее в сельских регионах недовольство царившим в городах смешением культур и Парламентом, который этому попустительствовал. Именно такого рода намечающийся разрыв в итоге внес немалый вклад в голосование по Брекситу в 2016 году.
Запрет на охоту на лис в Англии и Уэльсе, предложенный правительством Блэра, стал одним из самых резонансных примеров проницательности Чарльза. Для местных обитателей это решение стало подтверждением тому, что стоящая во главе государства элита ничего
